– Да, – отозвался Ричард, а потом с облегчением добавил: – Вы меня слышите! Ну слава богу! Кто это?
– Маркиз… – начал Ричард. – Знаешь, честно говоря, он мне кажется довольно скользким типом.
– Верни ему жизнь! – прохрипел он. – Или я сломаю тебе шею!
Потом Ричард пошел в спальню и переоделся, мечтая о том, чтобы рубашка (его лучшая рубашка, подарок Джессики, – о боже, она его просто убьет) отстиралась.
За лабиринтом, в каменном зале, служившем и цитаделью и тюрьмой, ангел Ислингтон пел. Он не пел уже несколько тысяч лет, хотя голос у него был прекрасный: нежный, мелодичный – и, как у всех ангелов, красивого тембра. Он пел песню Ирвинга Берлина и танцевал по залу, залитому светом сотен свечей, медленно покачиваясь в такт собственному пению.
– Ага, – сказал мистер Вандемар и кивнул. – А то я не понял.