— Так и было. И твой двоюродный дедушка вернулся с войны… — мадам Манек ищет слова, — не совсем таким, каким на нее ушел.
— Боюсь, хороших немецких тюрем не бывает.
— Я ненадолго, Мари. На неделю. Самое большее — на десять дней.
Фолькхаймер подходит; его большое участливое лицо под каской придвигается совсем близко. Широкоскулое, знакомое. Глубоко посаженные глаза, раздвоенный кончик носа, массивный, как мыщелки бедренной кости. Подбородок — словно континент. Фолькхаймер бережно трогает Вернера за щеку. Отводит руку — пальцы в чем-то красном.
«Пока не села батарея», — говорят его губы.
— А сколько он стоит, мсье? На него можно купить Эйфелеву башню?