Пока тропа не свернула в сторону, я пару раз оглянулась: топограф сидела неподвижно и смотрела на меня, словно кривое отражение того, чем я сама была всего несколько дней назад.
Участники экспедиций шли на свет маяка, как когда-то суда, которым этот свет помогал пройти между рифов и отмелей. Мне уже приходила в голову мысль, что для многих маяк был символом стабильности и надежности. Он властно возвышался на горизонте и производил впечатление безопасного убежища. Однако то, с чем я столкнулась внизу, свидетельствовало, что с этой задачей он не справился. Тем не менее, даже зная об этом, люди продолжали приходить сюда, потому что надеялись. Или верили. Или у них просто не было мозгов.
– Только смотри сверху, не со ступенек. Кто знает, может, там токсины. Когда вернемся, нужно будет захватить респираторы. – Запечатанный контейнер с ними как раз сохранился с прошлой экспедиции.
– Идите, – бросила она небрежно, как учитель, отпускающий класс на перемену.
Осознавал ли он, во что превратился, или уже давно лишился рассудка? Видел ли он меня на самом деле?
Что бы там ни мучило вепря, оно вскоре свело на нет всю его агрессию. С пронзительным воплем – точно в агонии – он резко свернул влево в подлесок. Когда мы подошли туда, от зверя остался лишь след из потоптанной травы и поломанных кустов.