— Вообще-то, — сказала Мэй, — я не знаю. Но явно есть вещи, о которых родителям сообщать не станешь.
— Ты можешь меня спросить] Взять и спросить меня. Ты не представляешь, как это дико, что ты, мой друг, моя бывшая девушка, узнаешь обо мне от каких-то левых людей, которые в жизни меня не видели. А потом я сижу перед тобой, и мы друг на друга смотрим как сквозь туман.
— Мы прекрасны! — крикнул из второго ряда немолодой человек с седым хвостом и в потрепанной футболке. Смех всколыхнул собрание.
— Не проблема. Винни теперь не такой тяжелый.
Мэй развернулась — перед ней стояла Энни: кулаки сжаты, изображает надутого ребенка.
Мэй и Фрэнсис нашли на Эмбаркадеро заведение потише, где заказали еще по одной и очутились в компании какого-то мужика за пятьдесят. Он подсел к ним, хотя его не приглашали, и ладонями обнял большой стакан. Почти тотчас поведал, что когда-то был семинаристом, жил в Огайо и готовился принять сан, а затем открыл для себя компьютеры. Бросил все, переехал в Пало-Альто, но уже двадцать лет чувствовал, что далек от духовности. До сего дня.