В тоннеле Волкодаву не понравилось. И не потому, что снова всколыхнулась скверная память.
Халисунец благодарно простёр ладони к Луне.
Вот странно. А я за полгода уже вроде начал к ним привыкать…
– В Самоцветных горах, – сказала мать Кендарат.
– Славный мальчик, – прошелестел голос. Так мог бы заговорить мёртвый бурьян у дороги. – Но не тот, кто нужен бедной Катим…
– Мавут никогда не сумеет постичь всю глубину кан-киро, – толкнув пятками ослика, сказала она. – Это искусство не даётся тому, кто не умеет чувствовать чужую боль как свою. Мавут избрал путь чужой боли. Ты не такой.