– Три дня назад, – продолжала Мицулав, – один из молодых вельмож, друзей Нагьяра, пришёл с оцарапанной рукой и стал говорить, будто наш пёс слишком злобен и чуть не разорвал его безо всякой причины. Наместник велел стражникам забрать Рыжего на строительство подгорного хода и посадить там на цепь, а если заартачится, то убить. Ирги сам отвёл пса и остался с ним рядом, сказав, что брата не бросит. Он правда вылитый дед… Такой же упрямый. Я боюсь, как бы с ним не случилось беды, но и за ухо домой вести не хочу, чтобы не ломать его гордость. Прошу тебя, добрый чужестранец, если только ты не совсем стоптал в пути ноги: найди Ирги, расскажи ему, что знал деда. И ещё, что, если он правда взрослый, следовало бы ему уважить и мать с бабкой, а не только своего пса.
– Ты уразумел наш язык, значит, ведаешь, что «раб» у нас значит «недоросль». Взявший пленника сажает его в самом низу стола. И ждёт, чтобы тот себя утвердил. Смелостью или усердной работой. Совершив это, пленник может остаться или уйти. Его никто не будет держать.