Нет более умиротворяющего занятия, чем толочь жесткие стебли! Вскоре я упарилась, зато быстро успокоилась и повеселела. Мои боль и гнев послушно раскалывались под тяжелым пестиком в мелкую пыль, которую могло унести малейшее дуновение ветра...
В противовес полковнику, Петтер выглядел совершенно невозмутимым, утесом возвышаясь в шаге от начальства. Зато пахло от него чистой, незамутненной, мандариновой радостью. И - немного – теплой корицей, такой влекущей, такой желанной в этом ледяном краю...
Разве я – та, восемнадцатилетняя – думала, каково мне будет жить в затерянном среди льдов гарнизоне? Нет, молодым кажется, что можно гореть – и не сгорать...
- Петтер, вы сказали, уже время ужинать? – спохватилась я. Он кивнул, и я заторопилась. – Пойдемте скорее, не нужно лишний раз раздражать Ингольва.
Ладан, мускатный шалфей, цитронелла и грейпфрут – чтобы успокоиться и одновременно взбодриться.
- Идите к йотуну! – сказала я от души, распахивая дверь.