— Та мы, добрый человек, на Анатолию* ходили на чаечке* малость тутейших за зипун пощипать, так я тама на бабе попалился, — рассказывал он со смешочками, типа: ну вышло так. — Зашли мы ночью в бухту шепотом, весла тряпками обмотав. Село бусурманское усе дрыхло без задних ног, даже собаки не брехали. Пока хлопцы их добро на лодки таскали, я знойненьку таку бабенку найшов, та и в кусты ее завалил — мыслил: успею… Не успел. С нее меня басурмане и сняли. У нее меж ног оказалось так узенько-узенько, а мой струмент ты сам видал — с мисячного порося буде. Тока разобрался и вдул, тут меня агаряне и повязали, тепленького. А казаки уси сплыли вже. С добычей. А меня связалы и в кутю к баранам покидали, даже не били. Правда и исти не давали. На третий день жиду продалы. Тот меня в Истамбул на шебеке* привез и там перепродал на галеру. Потом и на другую перепродали. Потом уже на эту. Пять рокив, считай, как все гребу и гребу. Конца краю этим волнам не вижу. Вот те крест.