Тяжесть в теле немного ослабла – ракетоплан выходил на заданную траекторию. Томас глубоко вздохнул, с удовольствием отмечая, что тело работает исправно, как механизм винтовки, и почти десять секунд без кислорода не доставили ни малейшего неудобства.
Заводила поперхнулся, но, чувствуя, что терять инициативу нельзя ни в коем случае, перешел в контратаку.
Томас поддернул повыше высокий воротник шинели, подбитой мехом, похлопал друг о друга варежками. В этом году зима выдалась умеренно приемлемой, а вот в прошлом… Фрикке не сказал бы, что тайга так уж вымерзла, но обилие мёртвых деревьев, перекрученных, разорванных собственными соками, превратившимися в лёд, напоминало о пятидесяти, шестидесятиградусных морозах, что свирепствовали здесь год назад.
— Пить вам нельзя, — сказал суровый врач. Забавно, какие они всегда строгие. Как с детьми малыми разговаривают.
— Мне больно, — выдохнул Иван. – Я теряю силы и сейчас свалюсь.
Вражеские миномётчики сменили наводку, мины редкой цепью ложились вдоль мелких, едва ли по пояс, траншей. Кто‑то истошно завопил от боли. В следующее мгновение осколок ударил комвзвода в шею, под край каски, и воин умер на месте.