– Ты ни в чем не виноват, слышишь?! Не вздумай! Ты не можешь меня любить по принуждению!
– Папа, – прошептала я, не сознавая, что говорю, – помоги мне…
– Конечно. Деньги еще не на счету, – даже его голос казался вылинявшим, как пляжный ситец в конце лета.
– Шел в комнату, попал в другую, – сквозь зубы процитировала я, очень кстати вспомнив Грибоедова.
Я отбросила сперва одну картонку. Потом другую. Я копалась в мусоре одной рукой, подсвечивая себе телефоном, понимая с каждой секундой все яснее: кулона здесь нет. Я же отказалась от него, верно? Вот он и ушел, обиделся на меня, счел недостойной…
Зависла длинная пауза. Я услышала в трубке звон посуды и представила, будто вживую: вот они сидят на своей кухне, на том самом мягком уголке, под которым я провела ночь, и на лице у Леры – брезгливость, высокомерие, неудовольствие, и вот Миша протягивает ей трубку…