— Ой, лучше бы не напоминал!.. Ведь из-за этого молока всё и началось. Такая мелочь, перед самим собой стыдно, а как жизнь перекорёжила! И добро бы только мне…
«У нас… — отметил про себя Горислав Борисович. — Он уже и Чили в мечтах присвоил. Тоже, наверное, что-нибудь округляет».
— Из милости?.. — прохрипел Платон. — А это вам кто покупал? — тяжёлый каблук врубился в дверцы шкафа-купе. С дребезгом посыпались осколки зеркала. — Может, ты это купил? — телевизор, подаренный в складчину двоюродной лопастовской роднёй, вышиб раму и рухнул на тротуар с высоты третьего этажа.
— Никитушка, — спросила Фектя, когда они уже на телеге устраивались, — больше-то ты на войну не поедешь?
За каменистым гребнем обнаружился распадок и невысохший биркет, вокруг которого теснились белые палатки. Не надо быть специалистом, чтобы понять — перед ними воинский лагерь. Часовые, стоящие по периметру, дымы под котлами, ружья, составленные в козлы. Белые формы, так знакомые по картинам Верещагина… У биркета стоял русский отряд.
— Так ведь землицу мою мир забрал. Значит, и все повинности забрал.