– Я понял, – согласился Женя, хотя из всех ее радостных выкриков толком расслышал от силы половину. – Завтра приеду, все расскажете.
– Ты не блондинка, – ответил Леонтьев, не отвлекаясь от экрана.
– О тебе особо сказано было, – подтвердил холоп. – Ну, знамо, и остальных гостей оставшихся, коли пот винный выгнать захотят, пускать дозволено. Однако же, коли сегодня, то один, мыслю, париться будешь. Из сомлевших до завтра никто не встанет…
Женя Леонтьев удивленно вскинул брови, скользнул взглядом по листку. Глаз моментально выхватил три упоминания о сиротах, а также число воспитанников учреждения: в тысяча девятьсот двадцать шестом году их было аж двести шестьдесят один.
– Ну ты шельмец! Ну, прославился! Ну, молодец!
За то время, пока Леонтьев провел в больнице, весенние дожди окончательно вымыли из столицы последние признаки зимы, а теперь еще из-за туч выглянуло теплое, почти летнее солнышко. Выйдя из дверей Счетной палаты, Женя подставил лицо ласковым лучам, гадая, чем заняться во время внезапно обрушившегося на него долгого отдыха.