Мужчины повернулись к своему товарищу, и тот поставил пивную банку и вразвалочку направился ко мне на своих кривых ногах. Он не остановился до тех пор, пока не подошел так близко, чтобы другие не могли нас слышать. У него были светлые волосы, мощная нижняя часть лица с челюстью, похожей на выдвинутый ящик. Маленькие поросячьи глазки горели ненавистью и подозрительностью. Если бы он был домашним животным, его бы усыпили из эстетических соображений.
— Да расслабься, я, конечно, согласен. Мы сделали Осло лучше. Выпьем за это.
— Эти мотоциклисты позволяют тебе продавать десять граммов в свой карман с каждых пятидесяти граммов в их карман. Семнадцать процентов. Работая на меня, ты будешь продавать только мой товар и получать расчет наличными. Пятнадцать процентов. У тебя будет свое место на улице. Вас будет трое. Тот, у кого деньги, тот, у кого товар, и разведчик. Семь процентов тому, у кого товар, и три процента разведчику. Расчет каждый вечер в районе полуночи с Андреем. — Он кивнул в сторону маленького варианта «Серебряных мальчиков».
Харри посмотрел ей в глаза. На них лежала пелена. Это был не алкоголь и не похоть, а что-то другое. Слезы? Крутая, одинокая, презирающая себя Исабелла Скёйен плакала? И что? Она просто была одной из многих ожесточенных людей, которые готовы разрушить жизнь других, чтобы получить то, на что имеют право по рождению, — быть любимыми.
Харри положил трубку, вздохнул, почувствовал, как она пришла, такая резкая и сильная, что он начал задыхаться. Он отвернулся, поняв, что содержимое желудка раздумывает над тем, не совершить ли ему путешествие наверх.
Она не ответила. Ей и не надо было отвечать. Вместо этого она наморщила переносицу между черными широкими бровями. Эти морщинки он обычно разглаживал указательным пальцем, как только они появлялись.