— Кое-где вещи разбросаны, но это не смотрится разгромом. Создается впечатление, что люди оставили дома добровольно, не спеша, словно зная, куда и зачем идут. А Маня куда-то убежала…
— Ну прости! — крикнул он оттуда. — Ну пошутил неудачно, ну дурак… Но Маню-то зачем?!
— Вкусное, тебе говорю! — ерзал в кресле Жипка. — Да я уже столько времени нормального мяса не ел! Последний раз… — Он мечтательно закатил глаза, но тут же принял собранно-деловитый вид: — Ты вон там расчехли квадроцикл. Давай-давай, не буду же я сам это делать… Что?!
Я засунул дробовик в кобуру за плечом и обнял сестру.
Я бежал и плакал, слезы мутили картинку перед глазами, размывали изображение монитора в розовую муть…
«Ага, — корректировал я про себя рассказ, — нацисты-фашисты — это чернокожие, а угнетаемая сторона, которая, впрочем, вышла победителем из противостояния, — белые. Блин, все с ног на голову…»