Па выглядел вполне трезвым, но ведь он всю жизнь устойчивость к спиртному вырабатывал, так что явных признаков опьянения с ходу не заметишь. Я придвинул стул от маминого туалетного столика к кровати — впрочем, не слишком близко.
Кармела пыталась остановить Шая гневным взглядом, но он не замечал, уставившись на меня.
Все еще шел дождь, безжалостные капли упорно барабанили по стеклу, холодный сквозняк просачивался в щель и расползался по оранжерее, словно дым. Я вдруг поймал себя на том, что, как много лет назад, собираюсь отыскать чертову щель и замазать ее. Оливия потягивала вино, я рассматривал ее отражение в стакане. Потемневшие глаза уставились на что-то, что видела только она.
Салли дошла до финала — «А покуда у мамули поживем!» Раздались восторженные возгласы и аплодисменты. Мы с Кармелой машинально захлопали. Шай поднял голову и оглядел комнату. Несколько мгновений он был похож на пациента ракового корпуса: серый и утомленный, со впавшими глазами. Потом он снова заулыбался тому, что рассказывала ему Линда Дуайер.
— Я не знаю, как говорить с вами об этом деле.
Кевин посмотрел на меня, как на умалишенного.