– Но без этого нельзя, – сказал долговязый.
– Да. Родители зачем-то взяли приемную дочь. А я уже потом появился. Они, наверное, сами не ожидали.
– Хорошо, – промолвил Наката и уставился в меню, но тут же вспомнил, что читать не умеет.
– Может, ты не поверишь, – сказал Хосино, – но другого ответа я и не ждал.
Наката вытащил из сумки завернутые в целлофановую пленку сардины и стал угощать ими Окаву. Он всегда носил с собой несколько таких упаковок. Окава-сан, с аппетитом чавкая, сжевал сардины подчистую, не оставив ни голов, ни хвостиков, и принялся умываться.
«Вот каково быть великим. Страшное дело! – думал пораженный Хосино, со вздохом откладывая книгу. Он хорошо помнил кислую физиономию, запечатленную в бронзе, – у них в школе в кабинете музыки стоял бюст Бетховена, – но понятия не имел, что у композитора была такая тяжелая жизнь. – То-то у него лицо такое недовольное».