Снаружи долетает свист ветра. Дэвид поднимает голову и смотрит на окно в крыше. На небе облака. Наверное, будет дождь.
Льюис не понимает этой чепухи, не понимает, что такое «монголизм», не понимает, почему всхлипывает служанка. Он понимает только, что на его голову пал новый позор и что есть вещи, которые не спрячешь, даже в Америке.
Продавец показывает ему женские перчатки и зеркальца. И шарфики. Виктор уходит, ничего не купив.
— Ну уж наверняка они вам побольше моего скажут. У них работа такая, людей искать.
В назначенный день я стоял у подъезда Мюллер-Кортс, как раз там, где девять месяцев назад меня ждал Тони Векслер. Я не бывал здесь с июля. Стоял, ждал ребят Макгрета, и тут мне стало стыдно. Как будто я собирался устроить мальчишник в склепе. Я изо всех сил старался отделить художника, чьи картины висели в моей галерее, от жильца этого дома. Реального жильца реального дома. Я сделал из него привидение. А теперь вернулся в поисках свидетельства его реальности. Частички его тела. В буквальном смысле. Короче, собирался разграбить могилу.
Льюис это точно помнит, потому что оплатил часть расходов по строительству. Анонимно. Берта не позволила бы ему порочить доброе имя семьи подобным образом. Тоже, кстати, забавно. Она так печется о добром имени Мюллеров, хотя именно Льюис превратил ее из Стайнхольц в Мюллершу.