Он пошел мыть посуду. Я не удержалась, хотя приказывала себе сидеть и не двигаться. Меня съедало любопытство – где они спят, какие стоят фотографии?
Может, папе, не лишенному тщеславия, самолюбования и даже гордыни, которую он вовсе не считал грехом, а, наоборот, достоинством, нравилось такое слепое идолопоклонство. Женя ходил за папой по пятам, записывал каждое его слово, был услужлив, всегда под рукой. Мама считала, что искренности в Жене – кот наплакал. Она не верила ни единому его слову. Папа с мамой даже ругались из-за Жени.
– Спасибо, у нас все хорошо, – сказала наконец Анна.
Опять же с ее слов, он регулярно, когда выпивал, поднимал на Аделаиду руку, но та почему-то терпела.
Михаил Ильич был напуган жизнью раз и навсегда, боялся всего, не доверял даже себе. Каждый день, каждую минуту ждал удара судьбы, ножа в спину. Готовился к худшему. Такого убежденного, идейного пессимиста я больше никогда не встречала. Он называл меня «детка».
– Какого Сергуню? – не сразу сообразила я, но внутренне замерла, оцепенела.