Баба услыхала и удивилась, приподняв белесые бровки.
– Ну все, хватит! – взмолился он уж совсем помимо воли. – Ну пусти, чего ты!
– А ну открывай, тварь поганая, нечистый дух! Открывай, пока избу не спалили! – а мужики, бранясь на чем свет, загомонили, не давая ему договорить.
Егор печально улыбнулся, растрепал Митькины волоса – ржаную солому, русую, золотую – вздохнул.
– Спаси вас Господь, – начал отец Василий, но Федор перебил его снова.
– Власть-то тоже не почитает, млёха-воха, – вставил Ермил. – Он бы, Михей, и тебя избил, он же, Лаврентий, есть горький пьяница да задира, ему все едино, млёха-воха… Эвон, что баит… Столковался с этим… с бродягой рыжим… Пачпорта-то нет у этого, млёха-воха, хоть ты что…