– Вот чая… нет. И сахара… прости… так только…знаешь – кипрей, он…
– Лес Федора Глызина проклял. Из-за него тут может быть очень много грязи – чай, сам видишь, что в деревне-то делается. Лес рубят без пути, без разбора, вот-вот зверье без счета стрелять начнут, пока все не изведут, сплав по Хоре пустят, воду умертвят да перепачкают. Из денег смертоубийство начнется. Еще водка…
– Эй, красавица, – окликнул Егорка вдруг охрипшим голосом.
Земля рядом с ним была сдвинута в два крохотных, в мужицкую ладонь длиною, могильных холмика, и над каждым стоял крестик из двух щепок, связанных веревочкой. Третий холмик парнишка еще сгребал, а щепочки, связанные в крестик, лежали рядом с ним на земле.
– Жар-птица… Райская пташечка… разве тебе, душенька, такие кольца носить надо? Тебе сапфиры бы пошли, в золоте – яркие камушки, холодные… как твои глазки…
– В пору ты в Прогонную пришел, в пору… Не нашего толку, говоришь? А какого?