— Представляю, — сказал Гарри. — На самом деле представляю. Пожалуйста, отдыхайте. Спасибо вам за то, что вы нам рассказали.
Мускулы на скулах Крума заработали, словно он что-то жевал; потом он сказал: — Гринделввалд убил много людей, моего деда, например. Конечно, он никогда не был могучим в этой стране, говорят, он боялся Дамблдора — и правильно, если посмотреть, как он кончил. Но это, — он показал пальцем на Ксенофилиуса, — это его знак, я опознал его сразу: Гринделввалд вырезал его на стене в Дурмштранге, когда он был там учеником. Некоторые идиоты срисовали его на свои книги и одежду, думая шокировать, сделать себя значительными — пока те из нас, кто потерял членов семьи из-за Гринделввалда, не поучили их хорошенько.
— Что я Стэн Шанпайк. Он первый, кто мне в голову пришёл.
У Гарри руки и ноги словно онемели. Он стоял, не шевелясь, сжимая удивительный листок бумаги в бесчувственных пальцах, а внутри его словно тихое извержение посылало по венам радость и горе в равной мере. Он шатающейся походкой подошёл к кровати и сел.
— Но они ж тебя используют, как брусок, ножи точить, — сказал Рон; они как раз проходили под лампой, шрамы Невилла стали особы отчётливы, и Рона передёрнуло.
— Кто это раскомандовался? — взревел Бирюк, сметая сомнения в своей власти. — Я говорю, это Поттер, за него вместе с его палочкой две тыщи галлеонов на месте выложат! Но если у вас у всех кишка тонка, это всё будет моё, а если что не так, предъявлю эту девчонку!