— Кто бы говорил, Элфиас, — хохотнула тётя Мюриэль. — Я-то заметила, как ты в своих воспоминаниях щекотливые моментики объезжал!
— Я это знаю, но ему это знать незачем. Я ж ему не солгу… в самом-то деле.
— Ох, дорогая моя, — Москита лучезарно улыбается, ласково похлопывая меня по пальцам, — вы же знаете не хуже меня, как много информации можно получить с помощью толстопузого мешочка галлеонов, отказа слышать слово «нет», и славного острого Прямоцитирующего Пера! К тому же люди просто в очередь вставали, чтобы полить Дамблдора грязью. Не всякий считал его таким замечательным — он ведь наступил на жуткое множество важных мозолей. Но старине Доджу лучше бы не красоваться на высоких гиппогрифах — потому что я нашла такой источник информации, за который большинство журналистов волшебной палочки не пожалеют, того, кто прежде никогда не говорил на публике и кто был близок к Дамблдору в течение самого кипучего и сложного периода его молодости.
Эрмиона накрыла руку Рона своей и сжала её.
Он пошёл вперёд; его целью была не эта чёрная дверь, но, как он помнил, проход налево, к лестнице, ведущей вниз, к помещениям суда. Пока он спускался, его мозг кипел от возможных вариантов действий: у него ещё оставалась парочка Петард Отведи-глаз, но, может, будет лучше просто постучаться, войти под видом Ранкорна, и попросить Мафальду на пару слов? Конечно, он не знал, достаточно ли важная птица Ранкорн для этого, и даже если у него всё получится, не сработает ли невозвращение Эрмионы спусковой кнопкой для обыска, прежде чем они покинут Министерство…
— Только не каждый день, — быстро сказал Альбус, — Джеймс говорит, почти все получают письма из дома раз в месяц.