Последнее слово было шипением и ворчанием, и золотые дверцы медальона распахнулись с лёгким щелчком.
Его рука взлетела в воздух раньше, чем рука Эрмионы. Поднимая руку, Эрмиона с подозрением поджала губы.
— Это… но как это касается…, - она запнулась, — диадемы моей матери…
— Ага, идём, — сказал Гарри. Он поднял рюкзак, закинул его на плечи. — Я…
Если бы он мог умереть той летней ночью, когда он последний раз покидал дом номер четыре по Бирючинному проезду, когда его спасла палочка с пером благородного феникса! Если бы он мог умереть как Хедвиг, так быстро, что даже не понял бы, что случилось! Или если бы он мог броситься на чужую волшебную палочку, спасая кого-то, кого он любит… Сейчас он даже завидовал смерти своих родителей. Для хладнокровной прогулки навстречу собственному разрушению потребуется храбрость иного рода. Он почувствовал, что его пальцы немножко дрожат, и попробовал заставить их прекратить это, хотя его никто не видел: рамы портретов по стенам были пусты.
— Нам нельзя оставлять Разделённую Суть валяться где попало, — отчеканил Гарри. — Если мы её потеряем, или её украдут…