— Не скромничай, Рон, — сказала Эрмиона, — Дамблдор очень хорошо к тебе относился.
Она, похоже, поняла его, потому что прошаркала мимо него к двери. Гарри взглянул на Эрмиону с ободряющей улыбкой, но не был уверен, что она её увидела; она стояла, крепко охватив себя руками, в середине освещённого свечами пространства, глядя на книжный шкаф. Когда Гарри выходил из комнаты, то, незаметно и для Эрмионы, и для Батильды, он засунул обрамлённую серебром фотографию неизвестного вора себе под куртку.
— Я ненавижу эту штуку, — сказала она чуть слышно, — в самом деле ненавижу. Она как-то неправильно чувствуется, у меня с ней толком не получается… Она — словно частица её.
Волдеморт встал. Теперь Гарри видел его, видел его красные глаза, плоское, змеиное лицо, такое бледное, что слегка светилось в полутьме. — У меня проблема, Северус, — мягко сказал Волдеморт.
— Мне не требуется помощь, — холодно сказал Волдеморт, и Гарри, хотя и не мог видеть, нарисовал в воображении Беллатрису, протягивающую руку помощи. — Мальчишка… Он мёртв?
У Гарри было такое чувство, словно сквозь его грудную клетку провалился кирпич и рухнул в желудок. Он вспомнил. Он даже держал эту штуку в руках, они передавали его друг другу, и каждый по очереди пытался его открыть. Его сунули в мешок для мусора, вместе с бородавочным порошком в табакерке, и с музыкальной шкатулкой, которая на всех наводила сон…