– Уважаемый Кула… – начал я. – Мне необходимо знать, когда мы сможем забрать нашего друга из лечебницы?
Я повернулся в сторону Пипа, ожидая, что он признает свое поражение, и наткнулся на яростно горящий взгляд прищуренных водянистых глаз. Пип что-то перетирал в левом, прикрытом кожаной перчаткой, кулаке. Поймав мой взгляд, он зловеще улыбнулся и, приподняв левую ладонь, дунул на нее. С ладони сорвалось маленькое плотное красноватое облачко и медленно поплыло в нашу сторону. Истончаясь и разбухая, оно постепенно превращалось в тонкую, едва видимую багровую паутину, мерцающие края которой расползались все шире и шире. Я невольно сделал пару шагов назад, инстинктивно выставив вперед руку, обмотанную плащом. Попытавшись лихорадочно прощупать природу надвигавшейся на нас опасности, я ничего не обнаружил. И тут я в первый и последний раз услышал хохот апостола Пипа. Он смеялся от души, запрокинув голову и трясясь всем своим изможденным телом.
Данила нетерпеливо дергал меня за руку, а я приходил в себя после всех моих колдовских манипуляций. Наконец, влекомый моим маленьким товарищем, я приблизился к отверстию в стене пещеры. Оглянувшись назад, в полумрак, я удостоверился, что трещинка перехода хорошо замаскирована и не видна от входа, а потом высунул голову из пещеры наружу.
– Да ведь это истинный кот!… – изумился Многоликий.
Физиономия у его товарища стала такой же желтой, как его колпак.
Опин: – Ага!… Как же!… Курячье крылышко!… Опять небось за поросенка с кашей примешься!… Что я тебя, не знаю, что ли!…