Потом тихо стало. А представление идет интересное такое, с запорожцами, с танцами и с музыкой. «Про що тырса шелестила» – так называется. Я засмотрелся и позабыл про яблоко.
– А сам я наберу сюда, – сказал Оська, размахивая ржавым солдатским котелком. – Закатайте штаны!
Мать поставила греть воду, а отец притащил из кладовой большое деревянное корыто, мы с отцом осторожно раздели больного и посадили в корыто. Я поливал его теплой водой, а отец мыл.
Как только портрет Шевченко стукнулся о край парты, его мигом схватили два скаута и поволокли в темный коридор.
– Погоди! – скоро окликнул меня красноармеец. – «Тетю, тетю»! А сам-то ты грамотный?
– Отдам… Ей-богу, отдам, – пообещал Григоренко.