Мать поставила греть воду, а отец притащил из кладовой большое деревянное корыто, мы с отцом осторожно раздели больного и посадили в корыто. Я поливал его теплой водой, а отец мыл.
Как только портрет Шевченко стукнулся о край парты, его мигом схватили два скаута и поволокли в темный коридор.
– Погоди! – скоро окликнул меня красноармеец. – «Тетю, тетю»! А сам-то ты грамотный?
– Отдам… Ей-богу, отдам, – пообещал Григоренко.
– Василь, ты жив? – шепнул Куница, прижимаясь лицом к разбитому окну.
Три окна в нашем классе выходили к Старой крепости и два – на Заречье.