Мы разглядывали зеленую, выпачканную известкой рубашку и рваную сорочку.
– Да разве так бросают, эх ты, сальтисон! Это не голубь, а ворона ободранная! Гляди, Петька, я сейчас до самого собора доброшу! – крикнул из соседнего окна Котька Григоренко.
Под их тихий разговор я заснул. Проснулся я поздно и первым делом поглядел на сундук, где лежал вчера ночной гость.
Почуяв свободу, понеслись домой испуганные кони.
Я подхожу к нему, беру мел и так, чтобы не заметил учитель, моргаю своему приятелю Юзику Стародомскому, по прозвищу Куница.
Миновали кладбище. Уже маячат вдали, на Житомирской, верхушки стройных серебристых тополей.