— Есть, — вдруг сказал Илья Решетников очень громко, как человек, который внезапно вспомнил что-то приятное, — есть, черт возьми! А я и забыл!
Что-то приглушенно стукнуло, Юра понадежнее укрепился на лестнице, придерживая руками тяжеленную крышку.
Однажды он позвонит ей и скажет — собирайся, вечером мы летим в Ялту, и она радостно удивится, что это такое он придумал, а ей осветит, что вот так придумал, и все. И они полетят в Крым, и в самолете станут прижиматься друг к другу, как молодожены, и шептаться, и хихикать, и тянуть коньяк, предвкушая отпуск, а потом поедут по горной дороге в маленькой неудобной смешной машинке с громогласным хохлом-водителем. И море будет сверкать под скалой, зеленое и синее, как в детстве, и парус будет белеть, и плотный теплый ветер, пахнущий кипарисами и солью, станет бить в лицо.
— Да не блин! — перебила его Анфиса. — А на окнах у тебя решетки, и ты меня не выкинешь, понял!
— Господи, как вкусно, — пробормотала бабушка и взялась за третий пирожок.
У него было озабоченное лицо, и он был небрит.