— Ну да, — подтвердила она. — На домашний. Ну, в смысле на мой адрес.
Она выглядела усталой и казалась старше. На шее отчетливо, как будто нарисованные чернилами, проступили синяки. Егору внезапно стало жарко.
“До чего я там досчитала? До сорока пяти?
— А ты не допускаешь, что это все журналисты устроили? — Барышев оглянулся на открытую дверь кабинета, где со стеклянным звоном что-то упало и разлетелось в разные стороны.
Деду было восемьдесят шесть. Два часа в день он посвящал физкультуре, а в остальное время читал по-английски Шекспира, решал математические головоломки — “чтобы мозги не захрясли!” — и вел их общее с Егором хозяйство.
— И что я должен делать? — спросил Егор злобно. — Рыдать над его горькой судьбой?