— Купим, — заявил Егор, пытаясь вставить лупу себе в глаз. Лупа была громадная, толстого стекла и в глаз никак не лезла.
Значит, Гамбург, неформальное искусство, и все это через две недели.
— Почему? — переспросил Егор. Не мог же он сию минуту объяснить ей, что ему дали неделю на то, чтобы спасти свою жизнь и, возможно, остатки репутации.
Странно. Это был ее дом, крепость. Лидия всегда чувствовала себя в безопасности, как только закрывала за собой дверь. Ей никогда не хотелось отсюда уходить или менять что-то, давно ставшее родным и привычным, а сейчас ее вдруг поразила убогость собственного жилья. Убогость и беззащитность.
— Как вы его терпите, Василий Петрович? — Заяц тоже облачился в пальто, из-под которого нелепо торчали пятнистые штаны, заправленные в ботинки.
Они немножко поговорили и посмеялись, и, махнув на прощание, Лидия убежала.