Ни за что на свете Тим не признался бы ему, что он ревет из-за него. Из-за того, что его так долго не было.
Сердце ударило, чары разлетелись, булавка выскочила из мозга – или из сердца, – Кира опустила руки, которыми собиралась обнять его. Не ночью, в беспамятстве по старой привычке, а на кухне, в полном рассудке и согласии с собой.
– Садитесь, – предложила она Гальцеву, – сейчас будет кофе. Вам с молоком, с сахаром?
– Тим спит совсем, – издалека проговорила мать.
– Я тебе еще покажу, сука! – негромко продолжил Леша. – Ты у меня еще пощады запросишь, встретимся мы на темной улице, я тебя…
Что мне делать, подумала Аллочка. Единственный человек, который ее выслушал и, кажется, поверил, что она не делала ничего из той ерунды, которую ей приписывают, был Григорий Алексеевич Батурин.