— Все по старому. Верка авиационный кончает.
— Вот, вот. Помалкивайте, Виктор Кузьмич. И гоните хруст с полтиной.
Через два часа Кузнецов, скрипя начищенными сапогами, вошёл в полупустую квартиру.
— Что ж не звонишь? — строго спросил секретарь.
— Пикассо сделал гораздо больше, чем рядовой мастер. Он изменил принципиально сложившийся в девятнадцатом веке эстетизм, научил художников свободе, подлинной свободе. Подобного действительно никто не сделал… это, дорогой мой, и есть подлинное, не на что не по… фу, черт, что это?
— Оно и видно. Вон какая светленькая. Мы интернатовскую едим. Ничего, конечно, но не такая… Как пахнет сильно. Эр. Все-таки запах ничем не отбить.