Утром меня очень рано разбудила сестрица.
— Ты не можешь меня бросить вот так, совершенно неожиданно… И вообще…
— А по отчеству как? — поинтересовался дядька, заметно скривившись от моего рукопожатия.
— Да я так… к примеру. И что, пойдешь жить к нему?
Мы с Мышильдой переглянулись с видом глубочайшего удовлетворения.
Иннокентий вошел на кухню, где мы ужинали. Михаил Степанович, лишенный обеда, теперь был тоже приглашен и восседал под иконой Спаса, выпятив грудь, точно ее украшал полный набор Георгиевских крестов, и с легким презрением взирал на Иннокентия. Шалаш был сооружен, и Михаил Степанович, безусловно, гордился не зря.