Она открыла глаза, в них было странное выражение.
Он не знал, было это похвалой или оскорблением, да и не важно, он слушал музыку ее голоса, упивался ее ангельским обликом, но в груди что-то рвалось болезненно и страшно.
Именно в этот момент Фарамунд выпустил затаившиеся в засаде основные войска. Город был захвачен настолько быстро, что когда, уже на рассвете, легионеры вернулись, измученные погоней, но счастливые, они уперлись в запертые ворота. Со стен издевательски приветствовали лучники. Когда же легат огляделся по сторонам, из леса нестройными рядами вышли копейщики, а за их спинами пращники уже раскручивали над головами свои ремни.
— А войско? — воскликнул Громыхало. — Такого войска ни у одного из соседей нет! Потому все и бегают как мыши, носами шевелят. Уже то один, то другой услуги предлагает. Ты, если захочешь, любого из них нагнешь, коммендации потребуешь!.. Да и нам нельзя застаиваться. С севера еще народы прут!.. Пусть уже по нашим землям идут, нам платят... А мы впереди пойдем. На юг! Ты не видел Рима, а я в нем был, по его улицам подошвами шлепал! А если Рима не зрел, то что ты, вообще, на свете видел?
Теперь страшные крики, полные боли и отчаяния раздавались со всех сторон. Франки торопливо резали, убивали, рубили, спеша успеть зарубить как можно больше защитников, пока те не успели схватиться за оружие.
Оруженосец внес большой медный таз, полный горящих углей. А под стеной в такой же медной жаровне как огромные рубины светилась россыпь крупных углей. Он чувствовал запах березовых поленьев, что неуловимо витал по комнате,