— Это и есть тот, кому суждено стать первым наследным рексом династии... династии Фарамунда... фарамингов?
Сдерживая радостное сердцебиение, он чувствовал, что царапина оставлена с умыслом.
Фарамунд послал гонца с требованием сдаться, но, конечно же, он сам бы назвал дураком того, кто сдался бы в такой выгодной позиции. Несколько дней он в бессильной ярости смотрел, как горожане выходят через небольшую калитку и собирают на болоте ягоды и даже рвут кувшинки.
Священник взглянул с укоризной. Фарамунд видел на лицах своих полководцев улыбки. Кто-то гоготнул.
В этот страшный час, когда решалось, быть франкам или не быть, Фарамунд велел выпрячь из телег коней, и, посадив на них всех возниц и всех раненых, кто только мог держать в руках оружие, бросил их, в свою очередь, в спину свевов.
— А дальше, на юге напорются на римские армии... Настоящие, а не те, которые мы треплем, как собака мертвую утку. А те кого хошь обломают!