Если честно – то все мы начинали именно с этого. Продолжали, дописывали (в уме, или на бумаге) свои любимые книги, воскрешали погибших героев и окончательно разбирались со злом. Порой спорили с авторами – очень-очень тихо. А как же иначе – литература не футбол, на чужом поле не поиграешь.
Внимания особого на меня не обращали. Домовые, рассевшись и разлегшись поудобнее, уставились на Гену.
– Проходите, Луи Иванович! – поднимаясь, сказал я. – Садитесь.
– За гнусные диффамации, значит... Будет вам диффамация, гражданин Выбегалло...
– А зарастить нельзя? – шепотом поинтересовался я. – Ты же... это... умеешь. Помнишь, червонец мне склеил?
Кабинет, конечно же, был закрыт и охранялся суровыми ифритами. Модест Матвеевич трудовую дисциплину никогда не нарушал...