Барон провел рукой по лицу, по глазам, сдирая коросту. Глаза, отравленные сулемой еще в тринадцатом году, теперь слезились по ночам гноем – особенно на холоде и сырости. А холода и сырости хватало…
Приказ был – ждать. Эрвин или его люди придут обязательно. Им не терпится. Они не станут дожидаться прибытия в какую-то там нейтральную страну…
Нойман издавна предпочитал проводить ночи наверху. Он позволял отдохнуть своему бренному телу – при этом де-факто продолжая бодрствовать. Его Я не погружалось в сон уже восемь лет.
– Прыгай, – сказал вдруг пилот. – Умеешь?
Вот и пришел момент выбора, подумал Штурмфогель. Что, прямо в Берлин?
Он сделал еще несколько глотков. Стал жевать оливки. Потом отковырнул кусочек сыра.