— Да, у моей креатив так и брызжет, — согласился я. — И что они учинили?
Палатка старьевщика оказалась чем-то вроде миниатюрного «блошиного рынка» — дворик, где прямо на мостовой раскидан кучками всякий хлам. Палатка, впрочем, тоже имела место — рядом с ней, сидя на стуле, флегматично покуривал трубку старый хрен неопределимой расы. Длинные острые уши, вислый нос-баклажан, куцая бородка в три волосины, на голове седина и залысины. Старьевщик пристально разглядывал какую-то светящуюся прозрачную штуковину. Мне показалось, что внутри нее кто-то шевелится. Колоритный типочек.
— Ну, такое… — уклончиво ответила Настя. — Есть в нем что-то жутковатое все-таки.
— Не стоит, она предупредила заранее. Это ее квартира, наследство. Мне на такую в жизни не заработать.
— Пока да, — признал он, — но это тревожный этический показатель! Тревожнейший!
Ночной Жижецк выглядит совсем иначе. Дождь закончился в полночь, как по часам, и причудливое освещение из тусклых фонарей и яркой луны совершенно поменяло улицы.