– Зажирели купчишки, золотишком обросли. Шесть лет как война их не трогает, так забогатели, спесью обзавелись. Лишний раз не поклоняться, пошлины платить не желают, всё вокруг таможни проскочить норовят. Бери с них мзду за проход по реке, а заупрямятся, так грабь безжалостно, грабь их до тех пор, пока они к моему трону на карачках не приползут и слёзно не попросят защитить от тебя.
И вот от этого она уже точно на него злилась. Краснела и говорила ему слова негрубые, но тоном дерзким, отчего все мужчины смеялись от души ещё больше, и кавалер её выпроваживал прочь. Вот и в этот вечер в постоялом дворе Волков и офицеры посмеялись, и он опять выгнал её из-за стола. Она выпила вина и была зла, раскраснелась, даже стала хороша собой. Вскочила и убежала, как обычно, даже не пожелав ему спокойного сна, а после неё Брюнхвальд, Рене и Бертье тоже откланялись и пошли по своим комнатам.
– Громко скажите: Принимаю.– Послышался шёпот за спиной.
Утром, едва светать начало, Агнес целовала руку господина, провожала его до ворот. Кавалер и люди его уезжали, забрав из дома всё оружие, кроме пушек, что стояли на дворе. Девушка обещала в его отсутствие блюсти дом и пушки и не бедокурить. Она, вроде, и грустила, что господин уезжает, но тут же радовалась тому, что снова остаётся одна за хозяйку в большом и красивом доме.
А потом голову опустил, поглядел на девицу удивлённо, и уронил плохую свою алебарду на траву, обмякнув, сполз с колоды, уселся у места своего наземь и замер. Но глаза не закрыл, а стал в траве, что-то рассматривать. Голову низко наклонил.
– К дьяволу, какие ещё могут быть шутки. – Сказал за Волкова неожиданно разгорячившийся Брюнхвальд. – Кавалер никогда так не шутит.