– А сколько вам потребуется времени, чтобы сделать из них стрелков?
Барон взял в руку удивительную белоснежностью чашку с чёрно коричневой жидкостью.
– Ах, вот ты о чём, – вспомнил курфюрст. – Да, да. Сын мой, – он заговорил с Волковым, – синьор твой, герцог фон Ребенрее, стал сближаться с еретиками, на севере ведёт переговоры с Левенбахами, дозволил еретикам вернуться в Фёренбург, на юге думает мириться с кантонами, с проклятыми горцами… Мы видим в том угрозу нашей Матери Церкви. Примирения с теми, кто вешал монахов и святых отцов и грабил монастыри и храмы недопустимо. Ни Его Святейшеству папе, ни Его Величеству императору подобный мир неугоден.
– Да, госпожа, разумеется, есть у меня платье. Не мужицкое, ландскнехтов достойное.
– От скудости, господин, – развёл руки Михаэль, – прибытков от здешней земли немного. Земля плоха. Пшеницу мы не сеем, только рожь. Скота у нас после еретиков не осталась, они весь скот побрали в прошлый приход.
Уж чего не нужно было Агнес, так это вторых уроков. Она и с первого раза всё усваивала и всё запоминала. Хватило ей того случая в Хоккенхайме, когда она от страха быть схваченной едва жива была, когда ноги да и всё тело одеревенели. Мыслей в голове не осталось, а жил в голове ужас, который по членам растекался параличом. То своё состояние она запомнила навсегда.