– Да, госпожа, разумеется, есть у меня платье. Не мужицкое, ландскнехтов достойное.
– От скудости, господин, – развёл руки Михаэль, – прибытков от здешней земли немного. Земля плоха. Пшеницу мы не сеем, только рожь. Скота у нас после еретиков не осталась, они весь скот побрали в прошлый приход.
Уж чего не нужно было Агнес, так это вторых уроков. Она и с первого раза всё усваивала и всё запоминала. Хватило ей того случая в Хоккенхайме, когда она от страха быть схваченной едва жива была, когда ноги да и всё тело одеревенели. Мыслей в голове не осталось, а жил в голове ужас, который по членам растекался параличом. То своё состояние она запомнила навсегда.
– Вот, деньги немалые, этот доспех делал лучший мастер Эгемии. Не помню имени его, да и ладно. Я бы тебе денег дал, может, деньги тебе нужнее, но у меня нет. Ты сам знаешь, подлец нунций выпотрошил мою казну, осушил досуха. Ну, говори, нравиться?
– А кто ж из соседей моих мужиков в кабалу загоняет? – Этот вопрос волновал Волкова почему-то больше, чем какие-то волки.
– Четыре талера, шестьдесят шесть крейцеров, – он улыбался, склонился до роста её, чтобы в глаза госпоже заглянуть.