Все цитаты из книги «Витя Малеев в школе и дома»
— Тише! Шуму-то сколько! Разве вы не знаете, как выбирать? Кто хочет сказать, должен поднять руку.
— Да, — говорит, — у меня все как-то шиворот-навыворот получается. Безвольный я человек! Ну, теперь уже все равно я его выучил и буду сам как следует заниматься. Больше ничто мне мешать не будет, вот…
— Ну, это уж пустяк, — говорю я. — 12 топоров и 3 пилы стоят 84 рубля. 3 пилы стоят 24 рубля. 84 минус 24, будет 60. Значит, 12 топоров стоят 60 рублей, а один топор — 60 поделить на 12, будет 5 рубл…
— Где же, — говорю, — такая? Там про плотников, которые строили дом, а здесь про каких-то жестянщиков, которые делали ведра.
— Ну ладно, сам знаю! Ты по русскому упражнение сделал?
— Ну ладно, я тебе открою секрет, только ты поклянись, что никому не скажешь.
— Нет. У нас, — говорю, — нет. Такого случая еще не было.
Подумать только, как быстро время летит! Не успел я оглянуться, как каникулы кончились и пришла пора идти в школу. Целое лето я только и делал, что бегал по улицам да играл в футбол, а о книжках даже…
— Ну хорошо, что хоть скучал, но будет еще лучше, если ты будешь чувствовать, что без товарищей тебе не прожить, чтоб даже в голову не приходило бросать их.
— Вот-вот! Значит, попробуешь? — улыбнулся Игорь Александрович.
— Ну потому, что придется показывать дома двойку.
— Ну, честное-пречестное слово, я делал задачу, а она у меня не вышла, и я только на минуточку пошел к Ване, чтоб рассказать. Вот идем ко мне, посмотришь.
— Тебе же, — говорю, — лучше: скорее выиграешь.
— Мне сейчас очень некогда. У меня тут своих уроков полно. Ты поди погуляй часика два, а потом придешь, я помогу тебе.
— Надоело, Ольга Николаевна! Учиться хочется!
— Что же ты будешь делать? — спрашиваю я. — Ты и сегодня не скажешь маме?
— Да, — говорю, — зарок. Если не съем раньше назначенного срока это пирожное, значит, у меня сильная воля.
— А я помню, — чуть ли не со слезами на глазах сказал Костя. — Правда, мама, я помню? Вот пусть мама скажет!
Он разыскал на кухне небольшой эмалированный тазик. Мы стали жонглировать этим тазиком, но нечаянно попали в окно. Еще хорошо, что мы совсем не высадили стекло — на нем только получилась трещина.
— Но ведь па акробата долго учиться надо, — говорю я.
— А у Шишкина разве языка нету? Он бы сказал, что это не он, — говорю я.
— Зачем же тебе так спешно? Твоя четверка от тебя не уйдет.
Стали мы искать что-нибудь другое, полегче. Ничего не нашли. Тогда он снял с дивана подушку, свернул ее, как будто трубку, и обвязал потуже веревкой, словно любительскую колбасу.
— Ну вот! Тебе и громко нехорошо и тихо нехорошо! Не разберешь, как тебе надо!
— Он решил сделаться цирковым акробатом, — сказал Юра.
— Ну и ешь, — говорю, — на здоровье, только не кричи, пожалуйста!
— Ну, буду кувыркаться и на руках ходить. Я уже пробовал, и у меня немножко получается, только я не могу все время вверх ногами стоять. Надо, чтоб сначала меня кто-нибудь за ноги держал, а потом я и …
— Ну как ты не понимаешь? Ведь Ольга Николаевна сказала, что сегодня будет диктант. Чего же я пойду? Очень мне интересно опять получить двойку!
— Что ж, это самое лучшее, что ты мог придумать. Только условие: ты должен дать обещание, что исправишься и будешь хорошо учиться.
— Послушай, — говорит, — я тут свои перчатки забыл… А это что? Послушай, ты чего вверх ногами стоишь? Шишкин вскочил на ноги и растерянно остановился.
— Как же я могу делать уроки? — ответил Шишкин. — Я вот сяду заниматься, а сам думаю, как там Лобзик на чердаке сидит. Ему небось одному скучно. Вот мне и не лезут уроки в голову.
— Что это, братец, у тебя на все один ответ: «Не знаю». Уж если разговаривать, то давай разговаривать серьезно. Ведь я не просто из любопытства спрашиваю тебя, почему ты не ходил в школу.
— А тарелками, как жонглеры в цирке. Он полез в шкаф и достал две тарелки.
— Ты что еще выдумал! — говорит Юра. — Весь класс берется, а он не берется! Подумаешь, какой умник нашелся!
— Как же? Ведь в задаче сказано, что бутылка на 8 копеек дороже пробки. Если пробка стоит 2 копейки, то бутылка должна стоить 10 копеек, а они вместе стоят 10 копеек, — объяснили ребята.
— Я ведь не для себя беру, — обиделся Шишкин. — Я для науки.
— Смотри, чтоб этого больше не было, — сказал Толя.
— Вам сначала надо исправить свои отметки, — сказала она, — а потом можно будет и на сцене играть.
— Но что же тут непонятного? — говорит папа. — Кажется, все понятно.
— Честное слово, больной! — сказал Шишкин и покраснел как вареный рак.
— Здесь не в удаче дело, — говорю я. — Надо знать, как писать. Ты ведь учил правило?
— А Шишкин что? Будто он совсем не учился? У него по всем предметам не такие уж плохие отметки, только по русскому…
— Как же он может научиться сразу до десяти? Этому и ребят не сразу учат.
— А другие ребята не разговаривают. Гордятся, наверно. Ты с ним дружи.
— Ну, что он говорит!.. Что ему говорить? Ну, высунь язык, говорит. Скажи «а», говорит.
— А у вас костюмы для выступления есть? — спросила Лика.
Приходилось ученику рассказывать содержание книжки.
— Упражнение, — говорю. — Ему Ольга Николаевна задала.
Таким образом, постепенно, с помощью Ольги Николаевны и с подсказкой ребят, я решил наконец задачу.
— Почему же ты боялся диктанта? Что он, такой страшный?
— Да я уж не помню. Значит, у тебя тут все правильно? Я так и спишу.
— А как же! Я каждый день их кормлю. Даже дом им выстроил.
— Вот ты написал «тижелый». Почему ты так написал?
— Здравствуйте, ребята, здравствуйте! — улыбнулась Ольга Николаевна. — Ну как, нагулялись за лето?
— Конечно, — сказал Шишкин. — Шинель была колючая, и я помню и никогда не забуду, потому что это был мой папа, который на войне погиб.
— Вот, кто первый ответит, тот и получит сахар. Ну, считайте.
— Слушай, Ваня, перед тем как выходить на сцену и драться с головой, ты зайди за кулисы. Там будет стоять приготовленная для тебя лошадь. Ты на эту лошадь садись и выезжай на сцену.
Ольга Николаевна спросила, почему нет Шишкина, я сказал, что он сегодня, наверно, не придет, так как я его встретил на улице и он сказал, что идет в амбулаторию.
— Может быть, заклеить трещину бумагой? — предложил я.
— Вот видишь, Шишкин! Возьми пример с Малеева. Сначала будет трудно, а потом, когда одолеешь трудность, будет легко. Так что берись за дело, и у тебя все выйдет.
— Ольга Николаевна, я хочу вас попросить: не говорите маме!
Он поднял чемодан руками и старался подхватить его ногами, но это ему никак не удавалось.
— Пирожное будет лежать здесь до послезавтрашнего вечера — ровно два дня, — сказал я. — Послезавтра вечером я его съем.
— Как! — сказал Алик. — Ты решил бросить шахматы? Да у тебя ведь замечательные шахматные способности! Ты станешь знаменитым шахматистом, если будешь продолжать играть!
— Вот видишь, если б ты по-настоящему заботился о своем друге, то не давал бы ему списывать. Настоящий друг должен быть требовательным. Какой же ты товарищ, если миришься с тем, что твой друг поступа…
По шишкинскому примеру, я совсем перестал дома делать задачи и все норовил списывать их у ребят. Вот точно, как в пословице говорится: «С кем поведешься, от того и наберешься».
— И ты такими руками будешь брать книжку?
— Как же мы сошьем такую шкуру? — говорю я. — Если бы мы были девчонки, то, может быть, сумели бы сшить. Девчонки всегда рукодельничать умеют.
— Ну ладно, — согласился Шишкин. — Ты пиши, а я потом у тебя спишу.
Лобзик пролаял девять раз. Ну и шум тут поднялся! Ребята хлопали в ладоши и громко кричали,
— У меня есть замечательная идея, — говорит он, — мы с тобой будем представлять коня.
— Убери это сейчас же — и марш заниматься! Уроки небось и не думал учить! — закричала она.
— Ты ведь обещал, что к моему приходу у тебя всегда будут уроки сделаны.
Я опустился рядом с Лобзиком на четвереньки.
— Ничего не рассказывала. Мы решали на доске задачу.
Лобзик нетерпеливо фыркнул, зажмурился и стал стучать по полу хвостом.
— Это не по-товарищески, — сказал Вася Ерохин.
— Здравствуйте, — ответила Ольга Николаевна. — Что ты хочешь сказать?
— А ты-то учишься, что ли? — ответил Шишкин.
— Я возьмусь, — говорит Костя. — Я люблю книги читать.
— Значит, ваши ребята сваливают один на другого.
— Ладно, не буду его больше трогать. Иди отдыхай, Лобзик!
— Давайте напишем так: «Книга — твой друг. Береги книгу», — сказала Лика.
— Таблицу всю от начала до конца надо хорошо знать. Без этого нельзя в четвертом классе учиться. К завтрашнему дню выучи, я проверю.
— А чем мы хуже других? — говорит Леня Астафьев. — Мы тоже можем на пятерки и четверки.
— Ну, считай, считай, иначе не получишь сахару! Лобзик как-то напрягся, подался назад и вдруг как залает.
— Да ну тебя с твоими орехами! Ты лучше скажи, почему ты не занимаешься, а все по улицам бегаешь?
— Кончено! — закричал Шишкин. — Пошел вон, Лобзик! Вот, даже смотреть на него не стану, пока не исправлюсь по русскому. Скажи, что я тряпка, если увидишь, что я занимаюсь с Лобзиком. Ну, с чего мы на…
— Вот, — говорит, — ты бросай мне, а я тебе. Как только я брошу свою тарелку, ты сейчас же бросай свою мне, а мою лови, а я твою буду ловить.
Вот тут-то я и задумался. Читал задачу раз десять подряд и никак не мог найти, в чем здесь загвоздка.
— Сколько будет дважды два? Сколько будет дважды три? Сколько будет три плюс четыре?
— И тебе не стыдно так долго книжку держать? Другим ребятам тоже хочется почитать, а ты держишь и держишь! Если неохота читать, то отдай книжку обратно, а потом снова возьмешь.
— Сказала. И маме сказала и тете Зине сказала! Знаешь, какая мне за это была головомойка! Ох, и стыдили меня — век помнить буду! Но ничего! Я и то рад, что все теперь кончилось. Я так мучился, пока н…
— А вдруг тебе не удастся выучить Лобзика?
— Так мыши ведь серые, а эти какие-то белые.
— Так отметки у меня за прошлое, а решил я только позавчера, — говорю я.
От этой мысли настроение у меня испортилось на целый час, и я не стал больше спорить с Володей. Только потом я понемногу успокоился и решил, что, может быть, пока вырасту, газета куда-нибудь затеряет…
Тогда мы подскочили к голове в последний раз, и Ваня треснул ее копьем с такой силой, что с нее посыпалась краска. Голова упала, представление окончилось, и конь, хромая, ушел со сцены. Ребята дружно…
— Ага, хорошо, сейчас. Только знаешь что? Арифметику мы успеем сделать. Я тебе все объясню в два счета. Давай сначала сыграем в шахматы. Тебе все равно надо научиться играть в шахматы, потому что шах…
Мы подошли и сели. Диван был кожаный, блестящий. Кожа была скользкая, и я все время съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нем как следует я не решался. И так я мучился в продолжение …
— Неправильно! Ты говоришь — один, а тут два. Что нужно ответить?
Вот какие мечты у меня. И ничего в этом удивительного нету, я думаю. Папа говорит, что в нашей стране каждый человек всего добьется, если только захочет и станет как следует учиться, потому что уже м…
— Никаких у меня способностей нет! — говорю я. — Ведь я вовсе не своим умом обыгрывал тебя. Всему этому я научился из книжки.
И так все время. То одно, то другое, то третье. Если мать уйдет на занятия, он и не подумает за уроки взяться, а ждет: когда время придет уже ложиться спать, тогда он только начинает что-нибудь делат…
— Это у тебя от невнимательности, — сказала Ольга Николаевна. — А невнимательность оттого, что еще нет, наверно, охоты заниматься как следует. Сразу видно, что ты очень торопишься. Спешишь, как бы по…
Нечего делать, Костя со слезами на глазах пошел раздавать своих зверей знакомым ребятам и роздал всех, только одного ежа у него никто не хотел брать. Тогда он пришел с этим ежом ко мне и рассказал, ч…
— Ну как, досталось тебе от мамы за двойку? — Досталось! И от тети Зины досталось. Уж лучше б она молчала! У нее только одни слова: «Вот я за тебя возьмусь как следует!» А как она за меня возьмется? …
— Ну, прости, — говорю, — я не знал, что у тебя такое горе.
Тут я сообразил, в чем дело: пробка стоит копейку, а бутылка на 8 копеек дороже, значит 9, а вместе — 10.
— Ничего. Если хочешь, зайдем сначала ко мне, а потом вместе зайдем к тебе, вот и тебя не будут ругать и меня тоже.
— Вот видишь! Но, может быть, ты думаешь, достаточно сказать просто «хочу»? Надо быть стойким, упорным, без упорства ты ничего не достигнешь.
— Здравствуйте! — ответила Лика и стала разглядывать его, будто он был не простой мальчишка, а какая-нибудь картина на выставке.
— Ничего, — говорит Шишкин. — В коридоре может быть стекло из двух половинок,
— А я не буду перед праздником показывать двойку, — сказал Шишкин. — Зачем я буду маме праздник портить?
— Тогда, может, научить его сначала до пяти или до трех?
— Как тебе не стыдно? Почему у тебя такие грязные руки?
— Нет, не в школе, — говорю. — Да нет, — говорю, в школе.
Тут он наступил на стекло, которое лежало на полу. Стекло так и затрещало.
— А почему ты в школу не ходишь? — спросил Юра. — Ты нарочно решил притворяться больным, чтоб не ходить в школу!
— Иди, иди, Шишкин, не бойся! — говорил Юра. — Никто тебя ругать не будет.
— Тоже не по-товарищески. Товарищу надо помочь, если он не понимает, а от подсказки вред.
— Слушай, Лобзик, ты ошибся. Подумай хорошенько и реши задачу правильно.
— Это я понимаю, — говорит Шишкин. — Мама тоже на курсах повышения квалификации учится, да еще работает, а не говорит же она: «Я за тебя возьмусь». Мама просто объяснит, что надо учиться, а если и на…
— Где же любишь! Бросил их всех и решил без них обойтись. Разве это любовь?
— Увижу, — говорю. — Только теперь уже не я это увижу, а Ваня.
— Ничего я не вижу! Я решил сегодня с тобой в последний раз поговорить: если ты завтра же не придешь в школу, то я сам скажу Ольге Николаевне, что ты не больной вовсе.
— У тебя мама все-таки добрая, — сказал я Косте. — Если бы я такого натворил дома, то разговору было бы на целый день.
— Разве мама тебе без дневника не поверит? — спросила Ольга Николаевна.
— У меня есть охота, только вот не хватает силы воли, чтоб заставить себя усидчиво заниматься. Мне все хочется сделать поскорей почему-то. Сам не знаю почему!
Ольга Николаевна сделала сообщение об успеваемости. Она рассказала, кто как учится в классе, кому на что надо обратить внимание. Тут не только двоечникам досталось, но даже и троечникам, потому что т…
— Если обещаешь выполнять аккуратно все уроки днем после школы, то, так и быть, разрешу оставить тебе эту собаку.
— Лучше быть художником в стенгазете, чем портить стены.
— Это не я сказал. Это он сказал, чтоб я сказал. Я и сказал.
— А что я могу сделать? — сказала она. — Я ни минуточки не могу посидеть спокойно, пока дела не сделаю.
— Ну, так помоги ему подтянуться по русскому языку. Он очень запустил этот предмет, и ему одному не справиться.
— Почему — неучем? Кое-чему я уже выучился.
— Все равно, — говорю я. — Не хотите помещать заметку — не надо, а карикатуру вы обязаны снять.
— Горькая! — сказал Шишкин и скорчил такую физиономию, будто на самом деле микстуры попробовал.
— Я их сам понесу, а то ты, по неопытности, раздавишь, — сказал он.
А я решил не играть больше в шахматы до тех пор, пока не подтянусь по арифметике.
— Что же вы подсказываете так, что Ольга Николаевна все слышит? Орут на весь класс! Разве так подсказывают?
— Как — какое дело? Ты ведь за книжкой пришел?
— Ну, в другой раз, когда буду списывать.
— Снимай, — говорю, — сейчас же, а то из тебя получится бараний рог!
Мы поговорили об этом с Ольгой Николаевной.
— Ничего, — говорит, — мы не обязаны. Если ты воображаешь, что можно каждый раз давать обещания и не выполнять их, то ты ошибаешься.
И еще там в цирке был клоун в голубых брюках, рыжем пиджаке и зеленой шляпе, и нос у него был красный-прекрасный. Он вовсе не был артистом, но делал то же, что и артисты, только гораздо хуже. После ж…
— Ну ладно, рассказывай, о чем здесь написано.
— Да ты не смотри на сахарницу, держи, говорят тебе, палку! — прикрикнул Костя.
— Мы ведь тоже представляли на сцене. Надо и нам поклониться публике.
— Ну, а теперь сколько чурок? — спросил Костя.
Алику захотелось поскорей прочитать эту книжку. Мы пошли с ним ко мне. Я дал ему учебник шахматной игры, и он поскорей убежал домой, чтоб начать читать.
— Подождите еще, ребята, — говорю я. — Ему еще немного надо подумать. Сейчас он решит.
— Разве я не люблю их? — удивился Шишкин.
— Все равно ябеда, — говорю я. — У нас ребята не выдают друг друга.
Я пошел домой, и очень мне было досадно, что я не сделал эту задачу сам. Но я решил в следующий раз обязательно сам сделать задачу. Хоть пять часов буду сидеть, а сделаю.
«Вот будет история, если я не смогу решить! Сразу весь авторитет пропадет».
— Я боялся диктанта и пропустил, а потом боялся, что Ольга Николаевна спросит записку от матери, вот и не приходил.
— Ну вот, — ворчал Шишкин, — теперь стекло потерялось!
На втором уроке Ольга Николаевна сказала, что вначале мы будем повторять то, что проходили в прошлом году, и она будет проверять, кто что забыл за лето. Она тут же начала проверку, и вот оказалось, ч…
— Ты вот сначала подтянись по русскому языку, — сказал Володя.
— Может быть, лучше признаться маме да идти в школу? — сказал я Косте.
— Вырывать не имеешь права, — говорит Толя Дёжкин, — Ведь это правда. Если б на тебя написали неправду, то и тогда не имеешь права вырывать, а должен написать опровержение.
— Класс такой же, как в прошлом году, точно таких же размеров, — объяснила Ольга Николаевна. — Все вы за лето выросли, вот вам и кажется, что класс меньше.
— Тетя Зина, вот это мой школьный товарищ, Малеев. Мы в одном классе учимся.
— Что ж это ты, Костя, расхворался у нас? Что у тебя болит?
Просто смешно было смотреть Я, например, не стану так нервничать, если буду проигрывать, но и не стану радоваться, если проигрывает товарищ. А вот Алик наоборот: он не может сдержать свою радость, ко…
— Затем, что тебе надо учиться, а не гулять. Все равно из тебя никакого акробата не выйдет.
Мне было очень досадно, что Костя без меня выучил Лобзика, так как мне тоже было интересно его учить, но теперь уже все равно ничего не поделаешь.
— Они очень хорошие, — сказал Шишкин и вынул из кармана коробку с белыми мышами.
— Хотите верьте, хотите нет. Очень мне нужно обманывать! — сказал я.
Мы кончили умываться и пошли на кухню. Там под столом стоял домик, склеенный из пустых спичечных коробков, со множеством окон и дверей. Какие-то маленькие белые зверушки то и дело вылезали из окон и …
— Ты скажи, если непонятно, я еще объясню.
— Ну, ребята, — говорю, — он пока еще слабый, так что вы не утомляйте его. Идите себе домой.
— А нельзя ли с географии или хотя бы с арифметики?
— Тогда нужно написать: «Береги книгу, она дорого стоит», — предложил Костя.
Тогда мы выбрали его в редколлегию художником, и все были рады, и я был рад, только мне-то, если сказать по правде, радоваться не следовало, и я расскажу почему.
— Видел морячка? — говорю я и показываю на стену. Он взглянул на него.
Некоторые книжки были уже старенькие. У некоторых еле держались переплеты или оторвались страницы. Мы решили взять такие книжки домой, чтоб починить. И вот, сделав все уроки, мы пошли с Костей ко мне…
— Смотря для кого, — говорит Шишкин. — Тебе, конечно, для того чтоб держать палку в зубах, совсем не надо ума, а Лобзику надо.
— Тоже не годится, — ответил я, — есть книжки дешевые, так их рвать нужно, что ли?
«Пускай, — думаю, — папа уж отругает меня, тогда я буду заниматься».
— Экий ты бестолковый! — рассердился наконец папа. — Ну разве можно таким бестолковым быть!
— Ну, не ври, не ври! И когда ты успел одеться? Ты, значит, одетый в постели лежал?
— Хорошо, пусть помогает. Я вижу, что Витя добросовестно занимается с тобой. Скоро каникулы, вот вы вместе зайдите ко мне в первый же день. Я тебе дам задание на каникулы, а Вите расскажу, как занима…
— Морячок с нами будет учиться! Вот здорово! Перед самым звонком прибежал в класс Шишкин.
Но все-таки мне было не совсем весело, так как я знал, что не встречу среди старых школьных друзей Федю Рыбкина — моего лучшего друга, с которым мы в прошлом году сидели за одной партой. Он недавно у…
— Тише, — говорю я. — Еще не вся задача. Пусть теперь скажет, сколько стоит бутылка.
«Мальчик и девочка рвали в лесу орехи. Они сорвали всего 120 штук. Девочка сорвала в два раза меньше мальчика. Сколько орехов было у мальчика и девочки?»
— А я сам захотел. Мне Ольга Николаевна сказала, чтоб я захотел, и я захотел и принялся добиваться.
— А, значит, это твоя работа? На себя небось не поместил карикатуры, а на меня поместил!
— Вот теперь, кажется, уже все в сборе, — сказал Женя Комаров.
— Ольга Николаевна, я понимаю, что после школы нужно отдохнуть часа два, а вот как отдыхать? Я не умею так просто сидеть и отдыхать. От такого отдыха на меня нападает тоска.
— Уступи, Малеев, — скачал Леня Астафьев. — Все равно Ольга Николаевна сменит тебя. Ты не справился. Ваня лучше тебя будет заниматься
— Совсем не ябеды. Разве Петрова поступила честно? Антонина Ивановна хочет вместо нее другую наказать, а она сидит и молчит, рада, что на другую подумали. Если б я тоже молчала, значит, я с ней заодн…
На другой день я встретил Шишкина на улице утром, и он сказал, что не пойдет в школу, а пойдет в амбулаторию, потому что ему кажется, будто он болен. Я пошел в школу, и, когда
— По-моему, ребята, он не дело затеял, — сказал Игорь. — Пусть перестанет выдумывать и является завтра в школу.
— Ну ладно, — говорю я. — Этот случай совсем особенный. А не было у вас такого случая, чтоб какая-нибудь девочка не явилась в школу, а дома говорила, что в школе была?
— Еще чего не хватало! Из кусочков! Придется позвать стекольщика. А это еще что за осколки?
— Вот познакомься, мама, это мой школьный товарищ, Малеев. Мы с ним за одной партой сидим.
— Есть такая книжка — учебник шахматной игры. Если хочешь, я тебе дам почитать эту книжку, и ты станешь играть не хуже меня.
— Тут, — говорю, — такое правило, что надо внимательно списывать. Смотри, что в книжке написано? «Зуб»!
— Вот и договорились, — сказала Ольга Николаевна. — А сейчас бери книги, и будем заниматься.
На следующий день, когда я проснулся, то увидел, что воздушные шарики лежат на полу. Они сморщились и стали меньше. Легкий газ из них вышел, и они уже не могли больше взлетать кверху. А когда в этот …
— Это всё они, вот эти двое! — сказал Леня Астафьев и показал на нас с Шишкиным. — Что ж это вы, а? Все звено позорите! Все ребята стараются, а им хоть кол на голове теши, ничего не помогает! Ты, Мал…
— Ну, Лобзик, говори: сколько стоит пробка? — спросил я.
— Вот и скажите, почему все захотели? — спросил Володя.
Перерыв кончился. Публика снова уселась на свои места.
— Почему «задавайся»? Я староста класса! Я добьюсь, чтоб подсказки не было.
Потом мы вернулись домой, и скоро к нам стали собираться гости. Первый пришел дядя Шура. В руках у него было два свертка, и мы сразу догадались, что это он принес нам подарки. Но дядя Шура сначала сп…
— Тут тоже есть правило, — сказал Юра. — Надо изменить слово так, чтобы после согласной, которая слышится неясно, стояла гласная буква. Вот измени слово.
— Костя и Витя, зайдите сейчас к директору. Он хочет поговорить с вами.
— Конечно, сделал, — ответил я. — Что же я, с несделанными уроками буду в класс приходить?
В эту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Шишкине. Как было бы хорошо, если бы он учился исправно, ничего бы такого с ним не произошло! Вот я, например: я ведь тоже неважно учился, а потом взял …
Мы стали выбирать организованно и выбрали старостой Глеба Скамейкина, а помощником — Шуру Маликова.
Моя младшая сестра Лика перешла в третий класс и теперь думает, что меня можно совсем не слушаться, будто я ей вовсе не старший брат и у меня нет никакого авторитета. Сколько раз я говорил ей, чтоб о…
— А почему решил? Потому что плохо учился. А ты помог ему учиться лучше? Ты ведь знал, что он плохо учится?
— Ну ладно, — говорит Шишкин, — на сегодня упражнений с подушкой довольно. Давай упражняться со стульями.
С тех пор мы с Костей имели свободный доступ к книгам и стали много читать. Костя так увлекся, что читал даже на улице. Возьмет из библиотечки книжку, идет по улице и читает. Кончилось это тем, что о…
— Смотри, Лобзик, сейчас здесь только два куска — один, два, вот видишь? Если я заберу один, то останется один. Если положу обратно, то опять будет два. Ну, отвечай, сколько здесь сахару?
— А это был у нас такой ученик, когда я учился в Нальчике.
— А как помогать? — сказал Лепя Астафьев. — Мы ведь ему помощника выделили. Видно, Алик Сорокин плохо занимался с ним, раз такие результаты.
— Ну и пусть подозревали бы. Никто же не может доказать, что это он, раз это не он.
— Тише, ребята, не подсказывайте! Я сама помогу ему, если надо, — сказала Ольга Николаевна.
— Нет, нет! — раздалось несколько нерешительных голосов.
— А по другим предметам тебе тоже трудно учиться?
— А что вам рассказывала Ольга Николаевна в классе?
— Вы так когда-нибудь простудитесь, — сказала Лика.
— Будто мы одни получили! Саша Медведкин тоже получил двойку. А где он у вас?
— Теперь у нас в классе нет плохих отметок, — сказала она. — Мы изжили не только двойки, но даже и тройки.
Он повернулся и бросился бегом назад. Удивительный это был человек! Вечно с ним случались какие-нибудь недоразумения. Бывают же такие люди на свете!
Я проснулся рано-рано и сразу подбежал к окошку, чтобы взглянуть на улицу. Солнышко еще не взошло, но уже было совсем светло. Небо было чистое, голубое. На всех домах развевались красные флаги. На ду…
— Теперь я нарочно буду подсказывать неправильно, чтоб никто не надеялся на подсказку, — сказал Глеб Скамейкин.
— Ну, это все равно. Я хочу сказать, что нужно самому добиваться. Если посидишь над задачей как следует да разберешься сам, то кое-чему научишься, а если каждый раз за тебя задачи будет кто-нибудь др…
— Ну, нечего радоваться! — сказал я. — Мне с тобой нужно серьезно поговорить.
— Только ума не набрался, — добавил Юра Касаткин. Весь класс громко фыркнул.
Неизвестно, что еще рассказал бы Глеб Скамейкин про море, но в это время к нам подошел Володя. Ну и крик тут поднялся! Все обступили его. Каждый спешил рассказать ему что-нибудь о себе. Все спрашивал…
После обеда Игорь пришел в школу, ему дали ведро с краской и кисточку, и он побелил стену так, что морячка не стало видно.
— Сам не знаю, Ольга Николаевна! Как-то так, нечаянно. Я не подумал.
— Вот хорошо, — сказал Игорь Александрович. — Надо быть честным. А разве ты честен? Ты обманывал мать, обманывал учительницу, обманывал своих товарищей.
— Надо же им где-нибудь жить. Вот пойдем посмотрим мышиный дом.
— Что ж ты ей моих мышей даришь? — испугался я. — Сначала подарил мне, а теперь ей!
— Ой, какие хорошенькие! — завизжала Лика.
— Ну, кони всегда шевелят ушами, когда прислушиваются, — говорит Шишкин.
— Я говорю о том, что разве правильно в книжках собак рисовать?
Сначала я совсем ничего не понял и начал читать задачу во второй раз, потом в третий… Постепенно я понял, что тот, кто составляет задачи, нарочно запутывает их, чтобы ученики не могли сразу решить. Н…
— В нашей школе есть очень хорошие классы, где много отличников и хороших учеников, но такого дружного класса, как наш, где все учатся только хорошо и отлично, пока больше нет, — сказала Ольга Никола…
— Вот об этом я и говорю. Или вот, смотрите: страница оторвалась! Почему она оторвалась? Наверно, кто-то сидел да дергал за листик, вместо того чтоб читать. А зачем дергал, скажите, пожалуйста? Вот д…
— Да я не про таких зверей спрашиваю. Мышей любишь?
— Я теперь буду хорошо учиться, только не говорите!
Все ребята подходили к стенгазете, любовались на карикатуру и смеялись. Но я решил не оставлять этого дела так и сел писать опровержение. Только у меня ничего не вышло, потому что я не знал, как его …
Я не стал дожидаться прихода тети Зины и поскорее ушел домой.
— Ну вот, так я и знала! — сказала она нахмурившись. — Все гулял да гулял, а теперь в четверти двойка. А все почему? Потому что ничего слушать не хочешь! Сколько раз тебе говорилось, чтобы ты вовремя…
— Надо повести его куда-нибудь, где побольше людей. Вот окончим уроки и поведем его к нам, покажем нашим, как он умеет считать.
— Поверит! — ответил Костя. — Только, знаете, на словах это так… А когда в дневнике — это совсем иначе.
Тогда я взял подушку и бросил ему на ноги. Костя задрыгал ногами, но все-таки не смог ее удержать. Так я бросал подушку раз двадцать, и ему удалось один раз ее подхватить ногами и удержать.
За уроки я опять принялся поздно. По своему обыкновению, я сделал сначала то, что было полегче, а после всего принялся делать задачу по арифметике. Задача опять оказалась трудная. Поэтому я закрыл за…
— Сейчас, сейчас, мамочка, вот только покормлю черепаху.
— Не хочется тебе лето портить, — сказала она. — Я переведу тебя так, но ты дай обещание, что сам позанимаешься по арифметике летом.
— Подождите, ребята, сейчас он подумает и решит правильно.
— Но после праздника ведь все равно придется показывать, — говорю я.
Еще издали я увидел над входом в школу большой красный плакат. Он был увит со всех сторон гирляндами из цветов, а на нем было написано большими белыми буквами: «Добро пожаловать!» Я вспомнил, что так…
— В школу совсем не буду ходить. Только ты, пожалуйста, не выдавай меня Ольге Николаевне, будь другом!
— Оставь его в покое, — сказал я. — Опять ты ему надоешь за день, а когда будет нужно, он не захочет отвечать.
— Да я, — говорю, — быстренько прочитаю и принесу. Тогда и он взял себе книжку.
Самым последним номером был «Шар смелости». Во время перерыва мы никуда не ходили, а сидели на своих местах и видели все приготовления. Сначала внизу собрали из отдельных частей верхнюю половину шара…
— Надо было стоять, раз на сцену вышли. И еще. Руслан читает стихи: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» — и вдруг в публике смех. Я думаю, почему смеются? Что тут смешного! А оказывается…
Восьмого ноября тоже был праздник. Я побывал в гостях у многих ребят из нашего класса, и многие ребята побывали у нас. Мы только и делали, что играли в разные игры, а вечером смотрели на стене картин…
Мы пошли к Глебу, от Глеба — к Юре, от Юры — к Толе Везде мы показывали искусство Лобзика, и за это Лобзик получал разные вкусные пещи Наконец мы отправились к Ване Пахомову, а у Ваниных родителей ка…
— Я и хотел нарисовать троих, — сказал Игорь, — да все трое у меня не поместились. Вот я и нарисовал только двоих. В следующий раз третьего нарисую.
— Ничего у него не болит! — сказал Юра. — Он вовсе не болен.
Наверно, она решила, что мы с Шишкиным какие-нибудь такие совсем неисправимые, что с нами даже разговаривать серьезно не стоит.
— Я же не виноват, что так получается! Я с ним каждый день занимаюсь.
— Ольга Николаевна, вот это все упражнения, которые вы мне задавали. Вот тут вот, смотрите, хорошие, а вот тут плохие. Это, если я делал упражнение плохо, Витя заставлял меня переделывать снова. Скаж…
— Ну ничего, — утешал он сам себя. — Будет на одну книжку меньше. Все равно их мало осталось.
— Ну и сменит тебя Ольга Николаевна. Тебе же хуже будет, — сказали ребята.
— Удастся. Почему не удастся? Вот мы сейчас попробуем. Лобзик! — закричал он.
— А, — говорю. — То-то у тебя буквы то такие, то этакие. Значит, ты писал, а сам думал не о том, что пишешь, а о своем Лобзике.
— Честное слово, я занимаюсь, а у Шишкина морская свинка сдохла. А ты куда идешь?
Наконец папа пришел с работы. Я подождал, когда он пообедает, потому что после обеда он всегда бывает добрей, и положил табель на стол так, чтоб папа его увидел. Папа скоро заметил, что на столе возл…
— Я знаю. Он уехал со своими родителями в Москву.
— Это правда, — говорит он. — Давай вот что: будем сначала одной тарелкой жонглировать. Когда научимся как следует одну ловить, начнем двумя, потом тремя, потом четырьмя, и так у нас пойдет, как у на…
«Все равно, — думаю, — у меня никакой силы воли нет».
— Нет, мне стыдно говорить Ольге Николаевне.
— Гау! — закричал я, и опять кусок сахару очутился у меня во рту.
— Не будем, — сказал Юра. — Раз мы предупредили тебя, значит не ябеды.
— Днем надо заниматься, — ответила мама. — Нечего приучаться по ночам сидеть! От таких занятий никакого толку не будет. Ты все равно уже ничего не соображаешь.
— Значит, ты такой, как наш Витя. Он тоже не любит делать вовремя уроки. Вам надо взяться вместе и переделать свой характер.
— Да я не за тем пришел, — говорю я. — Вот помоги мне лучше арифметику сделать.
— Если бы ты стал делать уроки исправнее, я разрешила бы тебе оставить Лобзика. Но ты ведь ничего слушать не хочешь! — сказала мама,
— Послушай, Шишкин, почему ты отказываешься? — сказал Володя. — Ты ведь уже дал обещание учиться по всем предметам не ниже чем на четверку.
Шишкин начал рассказывать о том, как нужно играть в баскетбол, и, по его словам, эта игра была не хуже футбола.
— К чему же тут понадобилось прислушиваться?
— Но наш Лобзик иногда считает правильно и без сигнала, — сказал Костя.
— Да вот так: вхожу, а он тут вверх ногами стоит!
— Баскетбол! — воскликнул Шишкин. — Вот здорово! Чур, я буду капитаном команды! Я уже был раз капитаном баскетбольной команды, честное слово!
— Почему — не выйдет? Посмотри, как я уже научился вверх ногами стоять!
— Это не твоя забота. Лошадь хорошая. Садись на нее, и она повезет тебя куда надо.
— Какое мне дело, нарочно или не нарочно! Зачем мне в тетради клякса?
— Что же это такое, Костя! Где ты пропадаешь так поздно? — спросила его мать, открывая нам дверь.
Ольга Николаевна сказала нам всем, чтобы мы шли домой делать уроки.
— «Выучился»! А пишешь с ошибками! Надо сначала окончить школу, а потом идти в цирковое училище. Цирковой артист тоже должен быть образованным. Ты бы сначала посоветовался с Ольгой Николаевной, — ска…
— Ну, если какая-нибудь ученица чего-нибудь натворит, то другая ученица скажет учительнице? Был у вас в классе такой случай?
Мы сидели и удивлялись: даже складывать и вычитать собака умела!
— Теперь я буду с Шишкиным заниматься, — сказал я. — Мне Игорь Александрович велел.
Тут снова послышались шаги в коридоре, и кто-то постучал в дверь. Шишкин, вместо того чтобы отворить, юркнул, как мышь, в постель и накрылся одеялом. Я отворил дверь и увидел Ольгу Николаевну.
«Знаешь, у нас Петров сегодня получил двойку».
— Ну, до свиданья. Выздоравливай, поправляйся. Мы к тебе завтра зайдем.
— Я вам все расскажу, ребята, только вы не сердитесь. Я не хотел обмануть вас. Просто я решил циркачом стать.
— Как — мало времени? Уже две недели прошло. Просто ты не умеешь заставить Шишкина работать по-настоящему. Придется тебя сменить. Вот мы попросим Ольгу Николаевну, чтоб она выделила вместо тебя Ваню …
— Ну смотри. Завтра с утра приходи в школу, а я попрошу директора, чтоб он разрешил тебе продолжать учиться.
— Почему же она не заметила, что на втором уроке появился новый ученик?
— Надо будет объяснить ребятам, чтоб они бережно обращались с книжками, — говорю я.
— Ну, ты замечаешь, что в первый раз и во второй топоров куплено одинаковое количество, а пил на две больше?
— Это Игорь Грачев нарисовал, — сказал я. — Только не выдавать.
Мы так боялись, что Игорь Александрович придумает для нас какое-нибудь наказание, но он, видно, и не собирался наказывать нас, а хотел только объяснить нам, что надо учиться лучше.
— Так ты, может, до скончания веков будешь читать!
— Ну, начинаем представление, — закончил Костя.
— Теперь ты понял, как нужно решать такие задачи? — спросила Ольга Николаевна.
«Да, — думаю, — тут и человек не может сразу решить, не то что собака!»
«Зачем мне ломать голову над этими задачами? — думал я. — Все равно я их не понимаю. Лучше я спишу, и дело с концом. И быстрей, и дома никто не сердится, что я не справляюсь с задачами».
— Нет, — ответил Володя, — больше мы тебе этого дела не доверим.
— О-о-о! — только сказала мама. Она закрыла глаза и приложила обе руки к вискам, будто у нее заболела вдруг голова.
— А что ты хочешь? Ведь Лобзик — не человек Сейчас он научился до одного считать, потом мы научим его до двух, потом — до трех, а там, глядишь, он и все цифры, выучит.
— Что-то я не заметил, чтоб ты так мучился, — говорю я.
— А что, если у ребят попросить? Может быть, у кого-нибудь есть старые книжки, которые уже прочитаны. Пусть принесут для библиотечки.
— Ну, я тебе открою секрет: мне хотелось каждый раз поскорей отделаться от уроков и начать учить Лобзика.
— Я ведь не прочитал. Прочитаю и принесу.
— Совсем никак не надо, — сказал Ваня Пахомов. — Самому надо соображать, а не слушать подсказку.
— Эх, — горевал он. — Снова книг мало стало! Так хорошо было! Шкаф был полнехонек, а теперь хоть бери и опять где-нибудь доставай книг.
— Ну, все равно, мы и на какую-нибудь другую работу согласны, — говорит Костя. — Если хотите, пусть нас выберут в санкомиссию. Я уже был в санкомиссии, когда учился во втором классе. Мне очень нравил…
— Теперь я всегда буду сам задачи решать, — сказал я.
— Где же хорошо? Почему он до сих пор не исправился?
Он снова лег на пол, и я положил ему эту «колбасу» на ноги. Он опять попробовал ее вертеть, но у него все равно ничего не вышло.
— Постой, тебе еще надо узнать, сколько стоит топор.
— Так говорят же тебе, что еще не прочитал!
Костя, видно, очень волновался, и голос у него дрожал. Я тоже волновался, и если бы мне пришлось говорить, то я, наверно, не смог бы сказать ни одного слова.
Но все это было полбеды. Главная беда была — это ошибки. Он по-прежнему делал много ошибок, и, когда был диктант в классе, он опять получил двойку.
— Ну и что же? — говорю я. — Ничего тут обидного нет.
— Вот, оказывается, какой я скверный! Никакой у меня, силы воли нет! Ни к чему я не способный. Ничего из меня путного не выйдет!
«Гаврилову сегодня тоже двойку поставили».
— Будто я не знаю, что Ольга Николаевна скажет! — ответил Шишкин.
— Давайте после уроков соберемся, ребята, и поговорим обо всем.
— Да тут и пробовать нечего Надо сразу браться, и дело с концом.
— А если завтра же не явится, мы скажем Ольге Николаевне, — заявил Юра.
— Нет, я сам помню, — обиженно сказал Костя. — Я спал, потом проснулся, а папа взял меня на руки и поцеловал, а шинель у него была такая шершавая и колючая. Потом он ушел, и я больше ничего не помню.
— И ничего они не грызут. Что ты выдумываешь?
— Мне, — говорю, — вовсе не нравится. Я уже сам решил начать учиться лучше.
— Ну, мне нужно проверить, читал ты или не читал.
— Меня ведь тоже будут ругать, — говорю я.
— У нас, — говорю, — гортензии не растут. У нас в классе кактусы.
После обеда я сейчас же отправился к Шишкину и еще на лестнице услышал собачий лай. Захожу в комнату, смотрю — Лобзик уже сидит на стуле и лает, а Костя щелкает пальцами у него перед самым носом.
— Ей ведь надо в театр ходить, раз она в театральном училище учится, — сказал я.
— Ну ладно, — говорит Ваня. — Мне и самому неловко ходить по сцене пешком. Витязь — и вдруг без лошади.
Я достал из чемодана три деревянные чурки и поставил их рядышком на столе, так, чтоб было всем видно.
— Так уж сколько говорилось об этом! Все равно подсказывают!
— Пора вам, ребята, включаться в общественную работу, — сказала она нам. — Все что-нибудь делают на общую пользу, только вы ничем не заняты.
Я заметил, что в начале года учиться почему-то всегда трудней. Уроки кажутся длинными, будто их кто-то нарочно растягивает. Если б я был главным начальником над школами, я бы сделал как-нибудь так, ч…
Тут встал один мальчик и задал такую задачу: «Бутылка и пробка стоят 10 копеек. Бутылка на 8 копеек дороже пробки. Сколько стоит бутылка и сколько пробка?»
— Что же это за болезнь такая — апендикокс?
— Нет, — сказал он, — лучше я сначала буду учиться ловить ее ногами, как тот эквилибрист в цирке. Ты бросай ее издали, а я буду подхватывать на ноги.
Не мог же я сказать ей, что мне задано повторять таблицу умножения! Ее ведь во втором классе проходят.
— Зачем по-человечески? Пусть говорит по-собачьи, как та собака в цирке. Гау! Гау! Понимаешь, Лобзик, «гау-гау» — значит «два». Ну, говори «гау-гау»!
— Очень просто: нужно написать в стенгазету обещание, что мы будем учиться лучше. Меня так в прошлый раз научил Володя.
Это была правда. Я потом нарочно на переменке пошел посмотреть на третий класс. Он был точно такой же, как и четвертый.
— А вы хотели бы, чтоб у вас была сестра или брат? — спросила Лика.
— Зачем же тебе нужно было говорить? Значит, ты у нас ябеда!
— Будто я один получаю двойки! — ответил я.
Ребята ушли. Шишкин вскочил с постели и запрыгал по комнате.
— Значит, договорились. Постарайтесь быть хорошими библиотекарями. Берегите книги, следите, чтоб ребята тоже бережно обращались с книгами.
— Да вот, — говорит, — суффиксы «очк» и «ечк», и еще мне Ольга Николаевна задала повторить правило на безударные гласные и сделать упражнение.
— Когда же ты будешь списывать? — говорю я. — Скоро урок начнется.
— Дурак! — начинает сердиться Костя. — Считай правильно, тебе говорят!
— Это только с тобой получилась путаница, а вообще никакой путаницы не бывает, — сказал Глеб Скамейкин. — Каждый должен знать, в какой ему класс надо.
— Конечно, — говорю, — до трех ему будет легче.
— Да я ведь знаю, Ольга Николаевна. Я только с конца немножко забыл!
— Вот из-за твоей несообразительности мне теперь от мамы нагоняй будет! Что теперь делать? Стекло разбилось на пять кусков. Лучше мы его склеим и вставим обратно в коридор, а сюда вставим то, что был…
— Это я переиграл малость, — говорит Шишкин. — Слишком сильно за веревочку дергал.
— Зачем же ты пришел, если ничего не хочешь сказать?
— А я, Ольга Николаевна, так отдыхал, что даже устал! Если б еще немного — совсем бы из сил выбился, — сказал Алик Сорокин.
— Ну, а это, по-твоему, какая цифра? Лобзик отвечает, что это пять.
Шишкин снова принялся объяснять Лобзику, что один — это один, а два — это два.
— Да нет, я не очень спешу, — сказал Костя.
— Нет, честное слово! Ты думаешь, почему я хорошо по арифметике учусь? Потому что играю в шахматы.
— А теперь сколько стало чурок? — спросил Костя. Лобзик пролаял семь раз.
Ольга Николаевна упорно продолжала ставить ему тройки, так что в конце концов Костя даже начал приходить в отчаяние.
«Ничего, — думаю, — хоть один день отдохну от арифметики».
— Конечно, неправильно, — говорит Лика. — Собака должна быть на четырех ногах.
— Ты прямо хуже маленького! — сказала мать. — Тебя страшно одного оставлять дома! Того и гляди, чего-нибудь натворишь!
— Надавать, — говорит, — ему по шее, чтоб не обижал девочек!
— Так ты что, — говорю, — каждый раз у меня собираешься списывать?
— Вот хорошо, что ты пришел! — говорит. — Сейчас мы с тобой сыграем в шахматы.
Он подошел к стенке и стал вверх ногами. Тут отворилась дверь, и вошел Леня.
— Ну-ка, скажи, Лобзик, маме, сколько здесь кусков сахару?
— Я, — говорит, — вчера читал «Руслана и Людмилу», там написано, что Руслан ездил на коне, а у нас он ходит по сцене пешком.
— Ну, это я так просто сказал. Весь класс хочет, чтоб все хорошо учились, а раз вы учитесь, значит, все будет хорошо.
— А это вот, познакомься, моя сестра Лика.
— Что же, — говорю я, — если такой случай вышел. Ты и завтра не пойдешь и послезавтра — что же это получится? Скажи маме, она поймет.
— Ну ладно, если не хочешь, отложим. А ребятам скажем, что Лобзик — это наш с тобой ученик. Мы ведь начали учить его вместе. И будем вместе выступать с ним на новогоднем вечере.
— «Стыдно не было»! — передразнил меня Шишкин. — Да мне в двадцать раз стыдней будет, если ты скажешь! Молчал бы лучше, если ничего не можешь придумать умней!
— Ну-ка, скажи, Лобзик, какая это цифра? Лобзик пролаял три раза.
— Это я решил сделаться эквилибристом, — говорит он. — Сейчас буду вертеть чемодан ногами.
— Вот видишь. Не обдумав ничего, так сразу и решил не ходить в школу. Разве так можно? Шишкин молчал.
— Э, брат, — говорю я, — сам сказал, что с Лобзиком начнешь заниматься после того, как исправишься по русскому языку, и уже передумал.
— Вот как все хорошо вышло! — закричал он. — Никто не догадался. Все в порядке!
— Э, братец, — говорю, — так не годится! Уж если ты обещал слушаться меня, слушайся.
Мы начали вставлять стекло из кусков в коридоре, но куски не держались. Мы пробовали их склеивать, но было холодно, и клей не застывал. Тогда мы бросили это и стали вставлять стекло в комнате из двух…
Карикатура наша провисела в газете целую неделю, и только за день до общего собрания вышла новая стенгазета, в которой уже карикатуры не было и появились обе наши заметки: моя и шишкинская. Были там,…
— А это еще что такое? — закричала мама, увидев Лобзика.
— Хочу, — говорит Шишкин. Не мог же он сказать — не хочу!
— Брось притворяться! Говорил, руки-ноги болят, а сам тут вверх ногами ходишь!
— Поможешь, — говорю, — ему, когда он сам не хочет заниматься!
— Значит, 16 рублей заплатили за две пилы?
— Нет, голубчик, иди-ка ты лучше под кран и вымой руки, а потом я тебе дам книжку.
— Это ты просто вину с себя на другого перекладываешь, — сказал я. — Переменил бы характер.
— Есть! — закричал я. — Внимание! Сейчас Лобзик ответит правильно.
— Это какой же дурак стекло положил на пол? — закричал Шишкин.
— Что же это случилось с ним? — сказал Костя, когда мы вышли на улицу.
— Ты что, не понимаешь, что надо учиться лучше? — Не понимаю, о чем разговор! — сказал я. — Я уже сам решил учиться лучше, а тут снова-наново разговор происходит!
— Да ничего. Мы не над тобой смеемся, — ответил я. — А ты чего пришел?
Мы пошли ко мне, и я стал показывать ему задачу про мальчика и девочку.
— Но тебе ведь сначала было, наверно, трудно?
— Постой! Зачем тебе складывать пилы и топоры?
— Гм! — сказал Игорь Александрович. — Кто же об этом может знать, как ты думаешь?
— Понимаешь, меня дома станут ругать за то, что я так долго играл, а если ты придешь, меня не так будут ругать.
— То-то я ломал вчера голову: приставка есть, корень есть, а окончания не получается.
— А, — говорю, — опровержение? Сейчас вам будет опровержение!
— Все равно. Если бы ты сломал кактус, а учительница подумала на Шишкина, и все бы молчали, и ты бы молчал, значит, ты свалил бы на Шишкина.
— Мы не считаем, Ольга Николаевна, — сказал Ваня. — Разве мы считаем?
— Да ведь это для третьего класса задача! — говорит Юра.
— Когда же «сейчас»? Ты все время говоришь «сейчас», а сам ни с места.
— Вот я дам тебе четыре раза по шее, тогда узнаешь, как злить человека! Вот скажи еще раз четыре, я тебе покажу!
— Как же его изменить? «Зуб» так и будет «зуб».
— Коня-то вы хорошо смастерили, — сказал Володя. — А сыграть как следует не смогли: на сцене серьезный разговор происходит, а конь стоит, ногами шаркает, то отставит ноги, то приставит. Где вы видели…
Но еще не все было у нас благополучно. Мы с Костей упорно продолжали заниматься по русскому языку, но он как застрял на тройке, так и не мог сдвинуться с места. Ему казалось, что после тройки он тут …
Мы снова решительно брались за дело. Ольга Николаевна тоже занималась с Костей отдельно после уроков, и он хотя медленно, но зато верно продвигался вперед. Прошло полтора месяца с тех пор, как Костя …
— А на втором уроке уже другой учитель был, — ответил Шишкин. — Там ведь не так, как в четвертом классе. Там на каждом уроке другой учитель, и, пока учителя не знают ребят, получается путаница.
— Не могу я стоять спокойно, — ответил Шишкин. — Я люблю играть в баскетбол, потому что там можно каждому бегать по всему полю и никакого вратаря не полагается и к тому же все могут хватать мяч рукам…
— Нет, — говорю я. — Я теперь папу никогда не спрашиваю. Зачем я буду отрывать его от работы? Я просто иду к товарищу и спрашиваю.
— Вот тебе и нужно побольше по русскому заниматься. Надо делать не только то, что легко, но и то, что трудно. Если хочешь научиться, то должен и потрудиться. Вот скажи, Малеев, — спросил Игорь Алекса…
— Ну что ж, после праздника конечно, а па праздник все веселые, а если я покажу двойку, все будут скучные. Нет, пусть лучше веселые будут. Зачем я буду огорчать маму напрасно? Я люблю маму.
— Ну вот, а ты тут еще на учительницу наговариваешь! — воскликнул пала. — Это ведь такая же задача, как на дом задана! Значит, учительница объясняла, как решать такие задачи.
— Что же ты теперь будешь делать? Ведь завтра Ольга Николаевна спросит, почему ты не пришел в школу.
Тут, как будто в ответ на это, отворилась калитка, и мы увидели, что к нам приближается Ваня Пахомов
Ольга Николаевна ничего не сказала Шишкину, и уроки шли как обычно, своим порядком. На перемене к нам пришел Володя, ребята стали рассказывать ему про этот случай. Я думал, что Володя станет стыдить …
Некоторые ребята говорили, что всех не возьмут в цирк, потому что Володя не сможет достать на всех билеты, а возьмут только круглых отличников. Другие говорили, что возьмут всех, только Шишкина не во…
Мы очень опечалились и думали, что нам еще от Ольги Николаевны за это достанется, но Ольга Николаевна нам совсем ничего не сказала, и для меня это было почему-то хуже, чем если бы она как следует про…
Я, конечно, обещание дал, но, как только занятия кончились, вся арифметика выскочила у меня из головы, и я, наверно, так и не вспомнил бы о ней, если б не пришла пора идти в школу. Стыдно было мне, ч…
— Пойдем умоемся, а то тебе достанется, если ты в таком виде домой явишься.
— Слушай, — говорю, — вот какая задача мудреная: мальчик и девочка сорвали 120 орехов. Мальчик взял себе вдвое больше. Надо делить на три части. Правильно я догадался?
— Что ж, если девчонка, так и разговаривать с ней нельзя?
— Можно мне помогать Малееву? — спросил Ваня Пахомов.
— Да я не про то спрашиваю! Как им разделить, чтоб у него было вдвое?
— Ну пока она не узнает, а потом, когда я поступлю В цирк, я сам ей скажу, и все будет в порядке.
Мы повернулись и поехали к голове. Не доезжая до нее шагов пять, Шишкин начал хрипеть, упираться ногами и становиться на дыбы. Я тоже стал брыкаться, чтоб показать, будто конь испугался головы велика…
На этом разговор кончился, потому что как раз в это время Ольга Николаевна вызвала Шишкина к доске и велела решать задачу про маляров, которые красили в школе стены, и нужно было узнать, сколько школ…
— Ну, если б ты в классе сломал гортензию, а учительница подумала на другого…
Тут опять отворилась дверь, и вошел Вася Ерохин.
— Потому что я никогда вовремя уроков не делаю.
— Да разве же можно научить собаку считать, как человека? — сказал наконец он.
— Правда, где Федя? — закричали ребята. — Вы всегда вместе ходили. Где ты его потерял?
— Если бы ты любил, то учился бы получше, — сказал я.
— Что ты! «Свет» — корень? Разве корень бывает впереди слова? Где тогда, по-твоему, приставка?
— Вот и начинай. Или, может быть, ты думаешь, что я с тобой буду это упражнение делать? Ты все будешь делать сам. Я только проверять тебя буду. Надо приучаться все самому делать.
— Если б пошевелил, то еще полбеды, а он ими так задвигал, будто мух отгонял.
— Как же о ней заботиться? Она как уедет на работу, так ее ждешь, ждешь — вечером придет, а потом вдруг и вечером уедет.
И он начал еще что-то рассказывать про весну и про птичек, но я не запомнил, потому что как раз в это время мне в голову пришла мысль написать про все, что с нами случилось С тех пор я начал писать и…
— А где же Федя Рыбкин? — спросил Гриша Васильев.
— Кончайте, — говорю, — скорей, а то я не выдержу. У меня и так уже нога болит!
— А ты, Алик, я вижу, не переменился. Такой же шутник, как и в прошлом году был.
— Новичок, так не надо опаздывать. И потом, разве у тебя языка нету. Мог спросить.
— Где же ты возьмешь коня? — говорю я — Даже если бы и был конь, все равно его на сцену не втащишь.
Шишкин разыскал где-то картонную коробочку, посадил в нее двух мышей и сунул коробку в карман.
— Ну, записку, что я пропустил, когда был диктант.
— Так просто. Думал, может, моя помощь понадобится.
— Вот молодец! — похвалил Шишкин. — А ты остолоп! Он взял кусок сахару, медленно поднес к носу Лобзика, пронес мимо и сунул мне в рот. Я опять громко зачавкал и захрустел сахаром. Лобзик облизнулся, …
— Зачем же их собирать? Ведь книги для того, чтоб читать, а не для того, чтоб на полках стоять. Я взял и себе книжку, чтоб почитать дома.
Ребята обступили Глеба со всех сторон и стали разглядывать, как какую-нибудь диковинку.
— У меня разноцветная бумага есть. Я купила для елочных украшений.
— Твою заметку мы поместим в следующем номере
— Вот она, четверочка! — улыбнулся он. — Сколько я мечтал о ней! Сколько раз думал: вот получу четверку и покажу маме, и мама будет довольна мной. Я знаю, что не для мамы учусь, мама всегда говорит о…
— В классе не все зависит от учительницы, — сказала Ольга Николаевна. — И у хороших учителей бывают такие классы, где не все ученики учатся хорошо.
— Ну ладно, в другой раз я буду думать, а сейчас пусть так останется.
— Конечно, — согласились ребята. — Пусть занимается, раз Игорь Александрович сказал.
— Ну хорошо, я вам завтра других принесу, а этих вы только посмотрите.
— А после каникул что будешь делать? Ведь зимние каникулы скоро кончатся.
— Я сам знаю, сколько нужно моему мозгу отдыхать! — ответил я.
Когда я все это обдумал, то даже сам удивился. Я воображал, будто я человек с очень сильной волей и твердым характером, а оказалось, что я человек безвольный, слабохарактерный, вроде Шишкина. Я решил…
— Вот это и будет твоя общественная работа на первое время Я советовался с Ольгой Николаевной, и она сказала, что ты сумеешь помочь Шишкину. Уж если ты сам себе сумел помочь, то и другому поможешь. Т…
— Мы к тебе тоже будем каждый день приходить, хочешь? — предложил Слава.
Снова зажегся яркий свет, и на арену вышли мотоциклисты. Они были одеты в голубые комбинезоны, на головах у них были надеты круглые шлемы, как у летчиков. Их было трое: двое мужчин и одна женщина. Он…
— Вот и пусть сидит, — сказал папа. — Будет знать в другой раз, как уроки на ночь откладывать.
Лобзик молча поглядывал то на меня, то на Шишкина.
Я увидел, что не совсем еще проговорился, и сказал;
— Это ничего… Это так просто, собака, — пролепетал Шишкин.
— Ну, это и есть белые мыши. Что ты, никогда белых мышей не видел?
— Куда это ты снова собираешься? — спросила Костю мама.
— Да я не про тебя говорю, я про Шишкина, — ответил Вася.
— Ага! Так вот как вы пошли! Ага! Угу! Вот какие вы теперь умные стали! Скажите пожалуйста!
Сокращать больше было нельзя, и я стал думать, как решить задачу. Сначала я подумал, что если 12 топоров и 3 пилы стоят 84 рубля, то надо сложить все топоры и пилы вместе и 84 поделить на то, что пол…