Все цитаты из книги «Семь минут до весны (СИ)»
Она выскользнула за дверь и прислушалась.
— У меня племяннице матушка браслет подарила… и с полдюжины колец. Крохотных таких! Я их и в руки взять боялся, чтоб не раздавить… а браслет с узором. Вроде цветочки какие-то… и брошку еще!
— Это из-за письма, да? Оно тебя расстроило?
А ведь Райдо так и не нашел бутылку… зря не нашел, глядишь, и легче было бы.
— Поздравляю, — буркнул Нат, уже догадываясь, куда свернет эта беседа. — От меня что нужно?
Тише надо. Не кричать. Крик пугает Нани, которая затихла и зажмурилась, и дышит мелко-мелко, а сердце ее вовсе колотится в сумасшедшем ритме.
— Обыкновенно, — рука Альфреда все еще лежала на спинке кресла, но сам он отступил, и теперь касался этого кресла лишь кончиками пальцев. — Ваша дочь вышла замуж. Примите это как данность. Если повез…
Он вообще порой редкостная скотина, но тут ничего не поделаешь — характер. А Дайна… Дайна досталась ему с этой растреклятою усадьбой. Супруг ее был управляющим… кажется… она точно говорила, кем он бы…
— Мы платьев так и не заказали… я хотел заехать на почту за каталогами, а потом совсем из головы вылетело. Простишь?
…тот советовал не ввязываться в поиски, но сообщить Особому отдел.
— Хорошо… не то, чтобы я боюсь быть смешным… но как-то не хотелось бы, чтобы ты смеялась…
— Это пока не хочешь, а потом проголодаешься…
Нити сна запутались, истончились, и сознание Ната рвало их одну за другой.
Сухие щеки с обветренной кожей… на ней нет живого железа, и это наверное, хорошо, это значит, что Райдо спокоен… и губы у него тоже сухие, потрескавшиеся… а на переносице капли воды.
— Погоди… не нервничай, не трону… я поговорить с тобой хочу, — человек сидел на широком подоконнике и разглядывал плеть, хорошую, витую, с жесткой рукоятью и ременной петлей на ней.
Странно, что все еще лоза и терний… это геральдическая, королевской канцелярии, для бумаг особо важных… и должны были заменить.
— Слушай, — повторил он, с удовольствием отмечая, что пальцы обрели прежнюю подвижность, и голова не кружится, и вообще он почти здоров. — Скажи, откуда вообще это странное желание появилось?
— Ты от них сбежала? — Нат забрался на сундук. Он сидел, покачивая левой ногой, и пятка стукалась о боковину сундука с глухим раздражающим звуком. — Ты их знаешь?
Ийлэ укусила себя за руку, и боль помогла сделать первый шаг. Протяжно заскрипел пол… здесь паркет новый, свежий и из дрянной доски, которая не высохла, оттого и ходит.
Время есть. Если бы не было, Гарм сказал бы, не постеснялся. Он стеснительностью не отличается вовсе, а еще про Ната говорят, что будто бы он бесцеремонный.
Она села в постели, вцепилась в одеяло. Темное лицо и темные глаза, которые влажно поблескивают в темноте. Ей бы поплакать, глядишь, и легче стало бы, так нет же, не заплачет, и сейчас вон губы кусае…
Если Нат что-то понимал в женщинах, то она должна бы разозлиться… или расплакаться, или и то, и другое сразу. А она улыбается так счастливо, будто бы услышала что-то замечательное. И от этой улыбки е…
А Нат, наконец, справился со створкой и сполз на пол, сунул руки в рукава, точно сам себе не доверяя, уставился, хмурый, нахохлившийся, точно молодой грач.
Кто-то закричал, кажется, Нат… лишь бы следом не полез… не надо ему…
И за руку взяла, несмотря на то, что рука эта уже почти изменилась.
— Почему? — шериф качнулся, перенося вес тела с левой ноги на правую.
Только сначала отродье забрать. Если пес позволит.
Нира подобрала юбки и бегом бросилась к конюшням.
Райдо остановился, вспомнив еще кое-что, что не бросилось в глаза сразу.
Это было неискреннее извинение, поскольку виноватой себя Ийлэ не ощущала.
Эта мысль, в целом совершенно здравая, найо Арманди пришлась не по вкусу.
Остроносые ботинки доктора… и вправду рассчитывали… а и вправду, на что они рассчитывали? Нелепый, безумный даже план… на слабость?
Наверное, можно было уходить. Альфред сказал все, что собирался сказать, но тогда почему сам он не спешит исчезнуть? Ему ведь проще. Он знает этот город, каждый его растреклятый закоулок, как знает и…
— Я о том, что не стоило тянуть ее в город. К чему эта дурная эскапада? — шериф говорил спокойно, Ийлэ могла представить, как он стоит, сложив руки на спиной, выпятив грудь. И медные пуговицы на руба…
Убедится, что с Ийлэ все в порядке… или нет?
…Ийлэ терпит. И встает ровно в восемь, чтобы позвонить Милли, которая является незамедлительно. Эта часть утреннего ритуала с омовением накануне ярмарки неуловимо изменяется.
Жаль, свечи нет и приходится наощупь, осторожно. Слева кувшины. И в первом же молоко попалось, но прокисшее. Нельзя такое… в следующем, кажется, сыворотка… и сметана… и не может такого быть, чтобы в …
Шериф смотрел, не мигая. Нехороший взгляд.
Его дыхания хватит, чтобы немного согреть.
А потом Нат проваливается с головой, чтобы вынырнуть из сна в явь. Он умирает и, проснувшись, продолжает чувствовать себя мертвым. Хорошо, что не кричит… Райдо рядом, услышал бы, а ему нельзя волнова…
Было время, когда Нат поддавался и нападал, пытаясь использовать это свое преимущество.
Райдо покачивался, мягко опираясь на собственные ладони, прислушиваясь к ощущениям. Тварь внутри дремала, то ли убаюканная той отравой, которой его накачали, то ли возмущенная человеческой наглостью.…
И старался засыпать на рассвете, потому что знал, что кошмарам не нравится солнце.
— Успокойся, — Нат вдруг оказался рядом, обнял и замер, сам не дыша.
Двор вот изменился, потому что весна при всем ее сходстве — это не осень… но Ийлэ помнит. И ямы. И воду. И землю промезшую. В нынешнюю лопаты входят мягко, раздирают, вываливают липкие комки, один за…
…не осмелится. Эта из тех, которые ненавидят тихо, исподволь, никогда не переступая черту закона. Другое дело, что в этой черте многое наворотить можно.
Стоит в дверях, загораживая собой весь проем. Белая рубашка, домашние штаны… и босой… ступни огромные, некрасивые, с темными когтями.
— Так и получилось… получалось… наверное, это еще одна тайна… в этом доме, оказывается, великое множество всяких тайн, а я и не догадывалась. Я просто жила и теперь вот…
И дождь начался, мелкий, бисерный. Под этим дождем таяли остатки сугробов, и дом менялся, избавляясь от поношенной зимней шкуры.
Простоватый? Нет, в нем ничего простоватого не осталось.
Она хотела остаться и тоже палить дрова, поворачивать массивные зеркала, ловить отблески пламени. И думать, что кто-то там, в далеком лесу, увидит луч света.
Она баюкала малышку, которая не хотела засыпать, но смотрела строго, испытующе.
Резко, как бывало, когда тварь вдруг разворачивала хлысты побегов, лишая возможности не то, что двигаться — дышать.
И сам улыбался, неловко, потому что совершенно отвык улыбаться. И Нира боялась эту улыбку спугнуть. Вообще сделать что-то неправильное, оттолкнуть.
Она кое-как пригладила всклоченные волосы куклы, усадив ее во главу стола, но тут же передумала и сдвинула стул.
Не того, что будет между ними, что возможно, а скорее того, чего быть не может.
— Говорят, та королева полюбила мужчину… не короля, конечно, королей не бывает, но он, глупый, не ответил взаимностью. Такое тоже случается. Ей бы забыть его, а она не смогла. Ревновала. Сердцу ведь …
— Папа… а ты… к Райдо, да? — Нира оглядывается.
Ийлэ подумала и согласилась: в этом имелся смысл. Люди… люди не стоили доверия. И вообще ничего не стоили. Они притворялись друзьями, они обещали помощь, а вместо этого…
— Ничего, — возвращаться к этой теме шерифу явно не хотелось. — Убийство. Ограбление. Точнее, ограбление, а потом убийство… небось, добычу не поделили.
Что ж, близкое родство — веский аргумент.
И оставляя дома, увозят самое ценное… отнюдь не белье, хотя порой свежее белье — та еще драгоценность, но не о нем думал тот, кто затевал…
На Ийлэ не глянул даже… и правильно, ей отчего-то невыносимо неудобно было от самой мысли, что он будет смотреть на нее… она не готова выдержать этот взгляд.
Но потом подумала и успокоилась. И вправду, разве ж может с ней случиться что-т плохое в приличном доме, пусть и несколько растерявшем прежний лоск.
И страх заставляет тянуться к тому, кто защитит, даже от молнии. Или хотя бы разделит ее на двоих. Молния, на двоих разделенная, не способна испепелить.
— Пес этот, — Джон Талбот наклонился, и Ийлэ, сама себе удивляясь, тоже наклонилась. — Просто он на меня так поглядывает… а он вам кто?
Гости явились в разгаре весны, когда потеплело и как-то очень резко. Землю парило, и запах ее, тревожащий, манящий, пробирался в раскрытое окно.
— Ложь, которой не поверят, — наконец, проронил он.
— Но… они придут снова. И будут приходить… и если ты говоришь, что им не дают успокоиться… я не понимаю, почему?! Что я им всем сделала?
— Время сейчас такое, — безмятежный взгляд Альфреда скользнул по корявым сосенкам, что вытянулись вдоль дороги. — Альвов любить в принципе не безопасно, вне зависимости от наличия у них дома. Но вы п…
…пара семей… трое мужчин, женщины… дети… с детьми тяжелее всего было, и Райдо сам укладывал их в могилу, не способный отделаться от чувства вины.
А самому Райдо следовало бы тряхнуть Дайну хорошенько, а не играть в игры…
Нет, Ийлэ не просила о помощи, но пользоваться ночным горшком было стыдно, и она пыталась добраться до ванной комнаты, но у самой не получалось.
— И часто ты подслушиваешь за родными? — оскалился пес.
— Может, он рассчитывал получить прощение? Или что в новом мире старые грехи не в счет пойдут… ну, то есть я так подумал, что он так подумал. А потом вот в голову втемяшилось, что если твои родители …
Нат упал на колени, он выглядел… странно.
Ийлэ тоже смотрит, но лишь потому, что не способна взгляд отвести.
— Лежи смирно, — Ийлэ легонько толкнула этого невозможного нечеловека, который от толчка упал на спину и вытянулся, руки на груди сложив.
Грозы ходят своими путями. И как знать, отзовутся ли на голос Ийлэ теперь?
…ерунда какая… ей не тяжело зашивать, хотя там шить уже нечего, латка на латке стоит, и кажется, что эти рубашки сами состоят из лоскутов.
— Рад, что вы приняли мое приглашение, — первые слова за хозяином, и Видгар из рода Высокой меди правила помнит.
— Пока не обвиняют, — шериф положил руку на плечо.
Она зачерпывала ложкой суп, подносила к губам, едва заметно наклоняла голову, проверяя на месте ли Нат, точно подозревала его в желании эту самую ложку отнять, и после этого глотала. Зачерпывала друг…
— Не стоит. Во-первых, это незаконно… во-вторых, не факт, что попадешь… а в-третьих, когда насилие что-то решало? Верно?
Мертвым больно не бывает, иначе какой прок от смерти?
Они ходят по дому, словно дом этот уже принадлежит им…
И ложку положила на стол, руку тотчас одернула, за спину спрятала.
Похоже, что молодая… волосы длинные растрепаны… остатки серого форменного платья… плащ… и распотрошенный саквояж.
— Поехали кататься? — предложил Райдо, присаживаясь. Он сунул растопыренную пятерню в пуховой сугроб.
— Не подходите, — попросил он, нанося тем самым очередное смертельное оскорбление. — На будущее, пожалуйста, не пользуйтесь этими духами больше… у меня обоняние тонкое.
Райдо сделал глубокий вдох, медленный, с наслаждением ощущая, как расправляются ребра, а с ними растягиваются мешки легких, продранные, но уже зарастающие.
— Не уходи, пожалуйста. Я буду тебя защищать.
— Ийлэ, — шепот, и дыхание на шее, и пальцы ложатся на плечо. Руки у него большие, тяжелые, а вот пальцы — нежные, Ийлэ чувствует их сквозь ткань. — Ты мне не доверяешь?
— Не очень… почти все время спит… а я один… с ребенком этим еще! А козу в дом взял, чтоб выходить пореже… она в красной гостиной.
— Так а за что меня винить-то? Я ж человек… такой же, как они…
— Да? Я подумал, что вы… то есть, вы и он… ну, бывает же… и вы извините, пожалуйста, что такое… — Джон Талбот умел краснеть и начинал с носа, который сделался даже не красным — пунцовым и ярким. Вспы…
И парень отчаянно боится совершить ошибку.
И сбежать бы не дал, разве что для очередной забавы. А до забав всяких, поговаривали, он охочим был…
— Бирюзовые, — не задумываясь, ответила Мирра. — Но мне они казались слишком уж яркими… конечно, у найо Луары был безупречный вкус, но…
— Это все, что вы хотели? — спросила Дайна скрипучим голосом.
— Есть хочешь? Там мясо еще осталось. И я могу бульона сварить…
Землей еще. Ромашкой, мятой… мышиными тропами, норами шмелиными, медом и пыльцой. Но во сне запахи были упорядоченными, они возникали и пропадали, убеждая Ната, что на этот раз все будет иначе: он до…
Она ступала на цыпочках, двигаясь довольно бесшумно для человека. Останавливалась. Вслушивалась в звуки дома. И шла дальше.
Если ударить Альфреда… толкнуть… нет, вряд ли он свалится, силы у Ниры не те, но вот из объятий его, чересчур уж крепких, она выскользнуть способна.
В город Ийлэ не хотелось совершенно. Но разве ее желания что-то да значат?
Не потому, что деньги нужны… хотя, наверное, нужны, если усадьбу восстанавливать… и на жизнь… и просто пусть будут, потому что с деньгами проще, чем без них. Но все одно… Короне нужны драгоценности. …
— Нат! — он позвал, не сомневаясь, что Нат держится где-то поблизости.
Чуждость этого альвийского дома, которому гость не нравился. Дом чуял сходство крови с тем, другим, который был напрочь лишен рассудка и в безумии своем уродовал всех, до кого умел дотянуться.
— Вот ты… охламон… чего нужно… никакого понимания. Я ж, может, готовился, слова правильные искал, — в темных глазах Гарма плясали искорки. — А нужно мне, и не только мне, чтоб ты перестал от жены бег…
— Хорошо, — Нат коснулся кончика носа. — Я… мне было без тебя плохо.
— Жить со мной. Дальше, — Нира попыталась высвободить ладонь. — После всего, что… ты говоришь, что мой отец убивал тех женщин… а Мирра ходила в… и мама знала… про отца, быть может, и нет, но про Мирр…
Лошадь была ни в чем не виновата, она и так шла на пределе, но ничего… потом, позже, Райдо проследит, чтобы о ней позаботились. И быть может, попросит прощения за грубость. Хотя просить прощения у ло…
Раздражение? Гнев? Или… напротив, Альфред выглядит донельзя довольным собой, словно получил от Райдо именно то, чего добивался? А чего, собственно говоря, добивался?
Зачем он сюда таскается? Прислал бы щенка своего, который Ийлэ ненавидит, но не тронет без приказа… с младшим она знает, как себя вести, а этот…
— Хочу достучаться до вашего разума, если это еще возможно.
Он попытался высвободить руку, однако Нира не позволила.
От женщины пахло духами, мягкий сладковатый аромат, не то цветочный, не то фруктовый, главное, что не для нее созданный. Он ей не подходил, да и собственный запах тела Дайны пробивался сквозь полупро…
Она очнулась уже в доме, в постели, куда ее положили, заботливо укрыв одеялом. У постели сидела Нира.
…не бестолочь, это Райдо в его возрасте бестолочь, если допустил, что Нат оказался наедине с этим гребаным миром. Нат мальчишка… три недели… и правильно сказал, люди ждали, что Райдо издохнет… и ожид…
Я не упрекаю тебя. Я лишь прошу подумать и о нем.
— Это жрите сами, — он указал на плошку с кашей. — А я жду яичницу. С беконом. И помидорами.
— Было, но это меня не оправдывает. Я был и смешон, и жалок, не способный справиться с этим мальчишкой… и наверное, я сам это понимал, оттого и злился сильней.
Да и Видгар разжал руку, стряхнул осколки стекла и, достав платок, принялся тереть ладонь. К резковатому аромату вина добавился терпкий запах крови. Впрочем, царапины зарастали быстро.
— Тебе не нравится? — Альфред склонил голову на бок. И во взгляде его появилось… раздражение? Он, что, ждал, что Ийлэ придет в восторг от этакой новости?
Или поймать луну-камень на крючок в ближайшей луже…
Расстроилась только, что все получилось настолько нелепо…
Он приветствует Райдо поклоном, в котором нет ни толики снисходительности.
Она разрешала, отступала к Райдо, садилась на его кровать и брала за руку. Ей так было спокойней. А Видгар делал вид, что ничего не видит.
— Я не о нем хотела… я о себе… я сбежала, когда… когда они все умерли… я… я тебе потом расскажу, ладно?
— Полетел… он хороший парень… серьезный. Я вот в его годах таким раздолбаем был, что и вспомнить страшно… не одну девку… — Райдо осекся, разом посерьезнев. — Не подумай, что я… я не насильник. И не с…
— И хорошо, что слышала… я попытаюсь вернуть то, что она украла.
— Ах… конечно… я, наверное, все-таки пойду…
…настолько, насколько он позволит ей быть свободной.
— Я тебя не брошу, — повторяет Ийлэ шепотом, и гладит старый пол.
— Злишься? — он улыбался широко и радостно.
— Вы… вы на меня кричите? — Дайна всхлипнула. — Я… я так стараюсь… я для вас…
— И там труп, — сказал Нат, жмурясь от удовольствия.
— Я никогда не лечила… и это не лечение, это…
Жила далеко. Но как вернуться, если там, в человеческом обличье, он не справится.
— Я не тебя спрашивал. И веди себя прилично.
Он шел, и Ийлэ, завороженная словами, интонацией мягкой, которая ее всегда раздражала, ступала следом.
— Пожалуйста, — ответил Нат. — Я тебе потом куплю… а еще карточку хочешь? Нас там снимали… сказали, что в газете напечатают. Про меня раньше никогда в газете не печатали.
…трое. Или четверо? А может, и больше. С арбалетами. Шерифа можно узнать по высокой меховой шапке с хвостом, такой больше ни у кого нет. Шапкой этой шериф гордился.
— Чему тут не получится-то? Сиди себе. Смотри, — пожал плечами Гарм. — Одна беда, жопу не отморозь.
— Она думает, что я человек. А я не человек! И поймет… ненавидеть станет… еще если плохо… ей уже плохо. Я чую. У нее запах другой стал. И как мне быть?
Ладно, без имени она как-нибудь да проживет, но молоко… и Райдо, широко зевнув — спать хотелось неимоверно — вытащил из гардеробного шкафа рубашку, мятую, но хотя бы чистую, пусть и пахнущую сыростью.
— За то, что не поверила тебе. Ты говорил, что надо подождать, а я… — Нира сглотнула. — Я едва… и Альфред… извини.
Райдо заставил себя дышать спокойно. Гнев ему пригодится, но позже. Сейчас еще не время… пока не время.
Впрочем, отец утверждал, что в первые грозы подобных не оставалось.
— Эти шары нужно вырезать… а потом остальным займемся, ладно?
Она не была дурой, хотя и умела казаться дурочкой, и вопрос Райдо, его интерес к прошлому, которое — тут Мирра всецело была согласна с матушкой — следовало бы оставить в прошлом, был ей весьма подозр…
— Что бы там ни было, принадлежит это тебе.
— Ползи, — сказал он, ткнув Нани пальцем в толстую ножку. — Тебя ждут великие дела!
— Ничего особенного. Не сбегай с обеда, ладно? Эта дура опять приедет. И я знаю, что ты не хочешь с ней встречаться, но пожалуйста… я с ней в одиночку не справлюсь. От Ната помощи никакой. А ты…
И учится сидеть. У нее не получается долго, заваливается то на один бок, то на другой, но не расстраивается, она вовсе расстраивается редко, а улыбается часто. И от этой улыбки сердце замирает.
— Только не говори, что передумал, — Райдо сунул руки в рукава. Он разглядывал Ниру, которая под взглядом его терялась, смущалась и, кажется, краснела.
— Нат, ты мне страшную историю рассказать пытаешься?
Он готов пожрать и кости-дрова, и темное масло, и саму Ийлэ.
— Не веришь? Ну… да, у тебя, похоже, нет причин мне верить, просто… не спеши уходить. Уйти всегда успеешь, держать не стану… но вот… в общем, я малышку покормил. Спит она. Ест и спит. А идиоту этому …
Он уже открыл рот, чтобы заорать, не имя, но просто заорать, доораться до кого-нибудь в растреклятом пустом доме, слишком большом для одного, когда сзади раздалось шипение.
Нат вытер грязные руки о свитер и засопел, отвернувшись к стенке.
Да она после того сюрприза руки скоблила куском пемзы, до крови, все казалось, что черви оставили на коже слизь, и теперь эта слизь никогда не смоется.
Нет причин для слез, а они все текут и текут, и Ийлэ размазывает их, и еще сопли кажется, по лицу, представляя, до чего жалко она выглядит.
— Есть. И хлеб. И мясо. И сыр есть. Я так и подумал, что ты проголодаешься… это хорошо.
…и уйти, сама того не замечая не только из комнаты-ловушки, но и из чужой сети, которую расставили только для нее.
Он вдруг резко выдохнул и сник, разом растеряв и гнев, и возмущение.
Привыкла она и к суетливому Талботу, что и думать забыл об отъезде, всецело отдавшись поиску клада. Он вновь и вновь обшаривал дом, простукивая стены и полы, забираясь в подвалы и на чердак.
Нат разжигает камин. Возится долго, выкладывая дрова одному ему понятным узором. Он выглядит усталым и, пожалуй, еще более взъерошенным чем обычно.
— На редкость поганая история, — шериф с кряхтением поднялся. — И главное, слухи пошли…
Вот и остается, что вздыхать да считать минуты.
— Понимаешь, я ведь никогда и никого не любила, и поэтому просто не знаю, какой должна быть любовь. Но вот… мне плохо без тебя. А когда ты есть, то хорошо… мне нравится смотреть, как ты хмуришься. И …
— С перерезанным горлом долго не живут, а вот эта рана, — Райдо надавил на края, заставляя ее раскрыться. — Человек протянет довольно долго.
— Обыкновенно. Берешь нож. Поднимаешься на чердак и убиваешь.
— Да и не только ее… разразится скандал… а скандалы в таких местах не забываются быстро. Его будут поминать и через год, и через десять лет… вам это нужно?
…и поведение доктора… он недоволен, но тем ли, что жена ведет себя столь вызывающе?
…манеры найо Арманди, которая едва-едва сдерживается, чтобы не начать командовать…
А Дайна чаю ему заварит, с малиновым вареньем.
— Я рад. Мелочи, конечно, но в конечном итоге эти мелочи потянут на приличную сумму… а если добавить, что ныне альвийская работа в особой цене…
До нее тоже недалеко, пусть и по этой предательски скользкой земле, по корням живым… самим бы выжить. Ийлэ двигается с трудом, и Райдо откуда-то знает, что нельзя ее торопить.
— С Альфредом мы сумели договориться без денег.
— Но хорошо, что брата не было. Его бы убили. А Нат вот… живой. Разве это не замечательно?
— Он выживет, — Нат уже не спрашивал, повторял это, точно заклятье, и если бы слова имели силу, Ийлэ согласилась бы. — Ведь до сих пор живой, а значит… надо подождать.
— Но вы сами понимаете, что поддержки мало не бывает…
Живем мы в пригороде, своим домом и мирно, чего и тебе от души желаем.
И зубы. Райдо стискивал челюсти, но тот, кто держал его, был сильнее.
— Он здесь за мэра… градоправителя… олицетворение власти, так сказать… и мне приходится… соответствовать… и здесь я исключительно в роли наблюдателя… смотрю, чтобы никто не нарушил закон… закон — осн…
— Скажи что-нибудь, — попросил Райдо, присев рядом.
— Конечно, — он прикусил губу, чтобы не расхохотаться. — Проверите.
— Аккуратней, — предупредил шериф. — Я ведь и занервничать могу… нехорошо заставлять людей нервничать.
— Быть может, у вас там… за Перевалом, и принято, чтобы метресс одевались там же, где и… приличные дамы, но не здесь!
Этот удар — почти милосердие, а псы не заслуживают милосердия. Ийлэ сунула нож в рукав свитера и, опустившись на корточки у пса. Она коснулась бритой его головы.
— Он должен был появиться давно… с предложением. Нат! — Альфред привстал на стременах. — Ежели ты тут, покажись!
— Нат… ты еще несколько молод, чтобы жениться… и вряд ли эту девушку твои со-родичи одобрят.
Наверняка большой, быть может, больше того, который… у него была плотная чешуя и тяжелые иглы вдоль хребта, которые вставали дыбом, когда пес злился, а злился он часто.
А Ийлэ посмотрит. Ей нужно подумать… еще бы знать, о чем именно.
— Извини, — сказал, прижимаясь к столбу лбом. — Я… испугал тебя?
И старая верба очнулась на тепло, проклюнула пушистые почки.
— По-моему, мы это уже проходили, — второй смелеет, все-таки он глуповат, постоянно нарывается, отступает и вновь нарывается.
— У меня больше нет подруг и… Мирра на меня злится. Мама тоже… все злятся…
— Ему очень плохо, — Нат стирал железо со щек. — Он… он умирает… помоги ему… пожалуйста.
Главное, крыша в башне обвалилась, и вода стекала по этим вот стенам, размывая серый раствор. Дерево разбухало, а потом сохло по летней жаре, чтобы осенью вновь напитаться влагой. Оно хрупким сделало…
— Догадывался, — Райдо вытащил из кучи сапфировые серьги. — Он не причинит тебе вреда. Я не позволю. И если хочешь, буду рядом…
На чердаке Ийлэ чувствовала себя в безопасности.
Вышел проводить дорогих гостей? Весьма благоразумно с его стороны. За такими гостями глаз да глаз нужен… и серебряные ложечки пересчитать…
— Мы, — подтвердил Райдо. — Ты и я. Ната возьмем, а то он скоро сбежит. Молчит, зараза такая, но я же вижу, что о девчонке своей беспокоится. Охрану возьмем…
Ийлэ изначально не по вкусу пришлась мысль отправить его в город. В городе небезопасно.
— А здесь… каждая ячейка имеет собственный замок… мои будут несколько надежней… и меньше по размеру, а эти… коды нужны.
— Понимает, Бикси, еще как понимает. Поэтому веди себя хорошо, не давай повода думать, что мы пришли сюда с… недобрыми намерениями…
— А я думала, что ты теперь меня видеть не захочешь… после всего… и хотела тебе написать… объяснить все… а меня вот заперли… если выпускают куда, то только с Миррой… а она следит… поэтому никак… и во…
Было по-утреннему прохладно, свежо. И Райдо остановился в коридоре, наслаждаясь этой свежестью, обилием запахов, скрытых звуков…
— Нет, не плохо… и не хорошо… это, я думаю, как кому повезет. Мне вот не очень повезло. Я всего-навсего третий сын. Не самый сильный. Не самый умный… обыкновенный.
Всего-то неделю, с того самого дня, когда Райдо перестал выходить из комнаты… и эта неделя далась Нату нелегко.
— Идем, — Райдо подхватил ее на руки. — Пусть развлекаются…
Надо. И без него ясно, что возвращаться надо. Но за окном кипит снежное крошево, ветер воет дикой стаей.
Малышка, которую точно некому будет защитить… а Нира поймет.
Или на равнине, на яркой зелени, которую вдруг рвут клинки шипов. Люди на них — точно бабочки… Райдо никогда не понимал, зачем убивать бабочек…
— Вы сволочь, — она произнесла это холодно, не скрывая уже своего раздражения. — И когда вы сдохнете…
Дайна сказала, что на чердаке сохранилась пара сундуков со старыми вещами, и надо бы их глянуть, разобрать, выкинуть ненужное… а Райдо запретил.
— До войны, — уточнил Райдо, заталкивая треклятую подушечку за спину. — Мне бы хотелось воссоздать дом во всем былом его великолепии, но не хватает информации.
— Если меня раньше замуж не выдадут, — мрачно произнесла Нира, которой совершенно не понравилось упоминание о маркитантке.
Она дернула его на себя, и Нат не удержался, в комнату вкатился кубарем.
Она ведь когда-то играла здесь в прятки, давно, так давно, что от той ее памяти ничего не осталось… или нет?
— Думаете, есть о чем? Кстати, не шевелитесь и вообще постарайтесь не делать резких движений, а то ведь выстрелю…
И в тот раз она нахмурилась, хотя человек и не видел ее лица.
Самое странное, что Нат прекрасно осознавал, что спит, но это осознание не спасало. Он ступал по мягкой траве, такой неестественно аккуратной, травинка к травинке, что и во сне это казалось подозрите…
— Сейчас мы спрячемся, и будем с тобой сидеть тихо-тихо. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
И еще яблочного джема. Ему казалось, что Ийлэ джем должен понравиться.
В этом теле была какая-то неправильность… он подошел к столу и стол обошел, наклонился, но иных запахов, помимо формалина и еще воска… бальзамирующего раствора, пожалуй, не ощутил.
Мы с отцом бесконечно рады узнать, что ты окончательно выздоровел. Я молила Предвечную Жилу быть к тебе благосклонной и одарить силами.
— Сюда-то вряд ли сунуться… но вы все равно…
— Говорю правду, Дайна, — Райдо откинулся в кресле и сцепил руки на груди. — И вы ведь неглупая женщина, более того, вы знакомы с реалиями этого городка куда лучше меня. Вы не могли не понимать, чем …
Наверное, можно было бы кликнуть Ната, но…
Дура? Он говорит о Мирре… Ийлэ не хочет с Миррой встречаться, но и отказать в просьбе не способна. Пес знает.
Доктор ушел, когда наступили сумерки. И тогда, пожалуй, именно тогда Ийлэ испугалась по-настоящему. До этого-то дня она никогда одна не оставалась.
— Смотрел… я тоже выгляжу погано. Парочка оживших мертвецов.
— Несомненно. Я полагаю, что в этом и состоит мой долг перед обществом.
Железные стены. Решетки на окнах. Железная дверь, запертая снаружи. Слишком много железа для пса. Райдо, наверное, смог бы, выбраться, но Райдо крупный, а Нат…
Порой к поискам присоединялся и одуревший от безделья Гарм, и люди его, которые полагали это не то игрой, не то просто способом убить время.
Тот доктор казался сильным человеком. И мудрым. И… лжец. Почему папа не увидел правды? И мама… и никто-то…
— Хорошо, — наконец, произнес он, — я согласен.
…потому что в городе появились псы, но об этом Нира узнала много позже, как и о том, что найо Луари умерла…
Ийлэ она не замечала, нарочно ли или же и вправду позабыла о ее присутствии, занявшись делами насущными. Ожили часы, старые, которые постоянно спешили, и отец перебирал их не раз, а они все одно спеш…
— Моя сестрица — ужасна, — сказала Нира, досадуя, что как раз-то ее сестрица не ужасна, а напротив даже. Красавица.
…а дядя, тот, о котором мама упомянула. Ийлэ никогда не видела его, никого из родственников матери, как и из родичей отца, будто бы их вовсе не было, этих родичей.
…нить-след, что возникает в переулке, теряется среди иных следов.
— И пожалуйста, — Райдо коснулся щеки. — Что бы ни случилось, не выходи… ты знаешь дом. Ты слышишь его. Ты поймешь, если вдруг начнется что-то и вправду серьезное…
— Нет, — она остановила его, не открывая глаз, просто протянув руку и коснувшись губ. И удивилась тому, что даже с закрытыми глазами продолжает видеть.
Женщина его злила. И злость эта была иррациональной, подталкивающей к поступкам, о которых — Нат смутно сие предполагал — он будет жалеть. А потому он молча сбросил пару тюков, притороченных к седлу.
Ресницы вон обындевели, смерзлись. А сам разрумянился.
— Присядь, — Райдо протянул руку, и она подчинилась.
— Именно, — согласился шериф. — Я попробую выяснить, кто пустил слух, но… сами понимаете.
Чай, не то горький, не то сладкий. Королевский ювелир… печальная история? Слабость… а дальше что? Ничего… пустота в голове, которая неприятно… в пустоте бьется женский крик.
— Новое надо, крепкое, чтобы выдержало, — сказал Райдо. — Я тяжелый… Ийлэ…
— С мальчишкой, думаю, ты справишься… полагаю, тем самым решишь еще одну… семейную проблему.
И Ната. Он ведь не просто так появился здесь сейчас.
Нат вытащил коготь из замка и сунул в рот.
— Я — немного иное… и скорее уж она меня спасла, а не наоборот.
— Глупая девочка, — пес перехватил руку с ножом. И держал он крепко, но бережно. — Ты же поранишься…
Он закрыл глаза и втянул воздух, крылья носа дрогнули.
— Нат, иди погуляй… обедом займись… или козой, если она еще не сожрала всю гостиную. А мы тут побеседуем.
— Подожду, — Райдо широко оскалился. — Столько, сколько понадобится.
Вернулся, показалось, как-то быстро, а может, Райдо вновь заснул, его тянуло в сон с неимоверной силой. И наверное, зря он пытался этой тяге сопротивляться.
И пожалуй, в прежней своей жизни Ийлэ с удовольствием бы примерила этот наряд, позабыв о том, что девушкам не пристало носить столь вызывающе яркие цвета. Но купила бы все одно что-нибудь попроще… у …
— Весной я сдохну, — пообещал Райдо, проводя ладонью по шершавой стене. — А ты, напротив, оживешь… я оставлю завещание, чтоб тебя подкормили… и вообще… нахрен все.
Пара часов на морозе, на дыму… и ветер опять же, но будь дело только в этом, Райдо попробовал бы найти следы, но запах крови прочно перебивал все иные.
…она знала, что в это время пес спускался к завтраку, но все равно ждала… чего?
Пес замолчал, наверное, ждал ответа. Не дождался.
К счастью, Райдо не стал в подробности вдаваться.
— Я понимаю. Не волнуйся, — губы скользнули по шее, на мгновенье замерев на нити пульса. — Мы придумаем, чем ее занять… нам никто не помешает.
Вот о поцелуе вспоминать не следовало: Нат понял, что краснеет.
Нет, это поначалу только плывет, глаза вот слезятся… Райдо промограется… когда-нибудь да проморгается… вот уже и лучше стало. Видна стена, потолок… потолки побелить надо… или покрасить… или что там е…
Он ищет. В лесу ветра почти нет, он где-то там, по-над кронами деревьев, качает, гнет и крутит, пробует на крепость. И вековые сосны трещат, ломаясь как спички.
— Не наразвлекался еще, — буркнул он, но уже почти спокойно.
— Трое, — поправил Нат. — В городе остались трое, включая Брана.
— Погоди, — Райдо взял ее лицо в руки, поднял, заглядывая в глаза, которые по-прежнему были почти безумны. — Не спеши. Что случилось раньше? Дверь заперли? Или пожар начался?
Зачем Райдо здесь? О Дайне узнать? Он мог бы письмом обойтись… и смешно надеяться, что шериф расскажет ему…
В книге пометка такая была, и эта пометка, которую она вполне могла пропустить — от этого Нире становилось по-настоящему страшно — теперь гвоздем сидела в ее голове.
…или фарфоровые безделушки, которые собирала прабабка Ийлэ, а бабка и мама берегли коллекцию…
— А хоть бы и ее. И да, лично она ни в чем не виновата. Но она альва. А они — люди, которые только-только начали отходить от войны. Они еще ненавидят. И эта ненависть лишит их разума.
— Простите мою сестру, она еще ребенок, а вам вряд ли интересно…
Но Райдо позволит себе в эту ложь поверить.
Семена… отец говорил, что живое — священно. И в силу разума верил, и в то, что война, она где-то там, вовне… какая война в городе, где на площади высаживают сортовые тюльпаны?
Наверное, раньше Ийлэ улыбнулась бы: ей сложно представить, что Райдо кто-то способен оставить без сладкого.
И страхи вдруг возвращались, множились, подавляя само желание сопротивляться. Ийлэ пыталась.
Смотрит. Усмехается, переступает с ноги на ногу… и отродье, закрыв глаза, молчит, но нить ее жизни стала толще, пусть и ненамного.
Тяжелый взгляд, испытующий, который Ийлэ с трудом выдержала. Но ведь выдержала!
…он обещал, что поможет Мирре. А он никогда не давал пустых обещаний.
— Платья? — беспомощно переспросил найо Грэм.
Остановился, обвел двор взглядом. Увидел? Заметил? Ийлэ отпрянула от проталины, прижавшись к стене. Сердце колотилось, словно безумное…
— Ты можешь продать это, — Ийлэ приняла браслет и, скользнув взглядом по надменным лицам прекрасных охотниц, выронила. — Он дорого стоит…
…а папа говорил, что псов опасаться надобно…
— Я? — Нат нахмурился, меньше всего ему хотелось казаться смешным. — Дом я сразу не куплю, но Райдо будет не против, если мы поживем с ним…
Молчала и Нира, прикидывая, что же делать дальше.
Старик прижился при доме… или сделал вид, что прижился. Он держится в стороне, наблюдая за прочими, а Нат наблюдает за ним.
Он сам-то верит в то, что говорит? Похоже, верит.
Грязь чужая, но… у него и самого имеются грехи.
И его, хмурого, в клочковатом каком-то тулупе, от которого терпко пахло табаком. Старик табак носил на поясе, и жевал, вяло двигая губами.
Мой старый приятель, знать о котором тебе не надобно, сообщил преудивительную новость. Райгрэ Медных отозвался-таки на послания Бранова папаши и дал свое согласие на встречу. И встреча сия состоялась…
Но знала, что украшения сестрица хватится не скоро: оно ей уже надоело. Ей все быстро надоедает, а потому… и вообще, справедливо будет, если подвеска вернется к Ийлэ.
— Извини, — буркнул Нат, пытаясь поймать створку окна. Та распахнулась, впуская влажный ветер и белые хлопья снега. Ветер створку раскачивал, стонали петли, и она, ударяясь о стену, громко хлопала.
— Я никуда не денусь, — повторила Ийлэ, прижимаясь к стене. — Ты ведь это понимаешь?
— Мы выезжали на море в первый летний месяц… иногда — в первый осенний, когда жара отступала… летом разрешали купаться. Даже некоторые девушки решались, хотя матушка этого не одобряла, полагала купал…
Свечей оставил с полудюжину. И чай во фляге, шарфом обмотанной. Ее Ийлэ у трубы устроила, чтобы не слишком фляга остыла.
Только знает, что через месяц-другой злость уйдет.
— На спине. И руки сложены… вот так, — шериф скрестил руки на груди. — Глаза ей еще закрыл…
Дешевое темное кружева, которое смотрелось убого, как и два ряда перламутровых пуговиц.
Дождь по крыше… дождь снаружи, и внутри, все льется и льется, этак скоро выльется до капли, тогда Ийлэ умрет от обезвоживания.
…один живет, бобыль бобылем… оно и к лучшему, небось, будь тут семейка его, Маргарет и близко бы к дому не пустили… все они, что альвы, что псы, от честных людей нос воротят.
— Ты здесь? — он коснулся двери костяшками пальцев, вроде бы невзначай, легонько, но звук получился громким, он заставил Ийлэ отступить. — Он держит тебя? Такой же как те, правда?
Слишком много, чтобы не оглохнуть… а потом была Ийлэ, и дом хотел с ней говорить, но не мог дозваться, потому что и она оглохла… и только теперь…
— Думаешь, человечек тот ничего, кроме кладов, не видит? Не понимает? — палец Гарма шевелился, дыру расширяя. — Видит все и понимает. Так-то, вроде, и не сволота, не полезет семью рушить… но как пойм…
Зубы белые, клыки длинные, острые… и вот после этого находятся идиоты, которые утверждают, что будто бы альвы мяса не едят. С такими от клыками только на спаржу и охотиться.
И от мыслей этих так просто не откажется.
Сапоги… левый почти исчез под покрывалом, правый стоял на столе рядом с корзиной. Там же Ийлэ обнаружила и высокую кружку с остывшим бульоном. Воровато оглянувшись, она сделала глоток.
И облизал губы, а клыки у него стали длинней. И руки изменились. И черты лица поплыли… и если он обернется, то… папа утверждал, что псы и в ином обличье сохраняют разум, а в городе говорили другое… в…
С вискарем он не то, что весну, последний день мира встретит.
Он вообще спал мало и тревожно, поскольку, стоило заснуть нормально, и он возвращался на то треклятое поле, которое его обмануло.
— Мы… уходим, — шериф поднял руки. — И приношу свои извинения за… вмешательство в вашу жизнь…
Он мог бы посмеяться, но не стал. Поверил? В это сложно поверить, если сам не увидишь. А он нынешней грозой будет слеп.
Настолько мерзко, что дыхание перехватывает. Ийлэ давится воздухом, но все равно дышит, сквозь стиснутые зубы, через силу, ненавидя себя за то, что не способна высказать этому человеку все.
— Подхалим, — он очаровательно улыбнулся, знал, сколь меняет его эта улыбка, которая почти настоящая. Дружелюбная. И немного хулиганская.
— Добрый день, — буркнул Нат, стискивая кулаки.
Старая уже. Древняя даже, ей ведь немного надо. Ийлэ живо представила, как по каменной стене ползет трещина, вначале медленно, но с каждой секундой быстрее.
— Увольнять? Вы… вы не можете меня уволить…
Нить за нитью. Капля за каплей, до последней, которая и сладкая, и горькая, с привкусом пепла. Прахом рассыпается грибница…
— Во всей этой истории есть несколько неправильных моментов… — Райдо лег на живот, он гладил малышку большим пальцем по голове, и та улыбалась, норовила за пальцем повернуться.
Эти мысли убаюкали, и в полудреме уже нарисовались очертания проклятого луга — быть может, человечке удалось бы научить Ната видеть другие сны — когда открылась дверь. Открылась почти беззвучно, поск…
— Мне она не повредит. Я зову ее… хорошо бы ближе к лесу, но я не уверена, что там безопасно, что… ты ведь не нашел, кто…
Они разделили его, и Талбот взял себе левое крыло и третий этаж, на котором некогда находились комнаты для прислуги, а Нату досталось правое и подвалы.
— Не поверил, — честно ответил Райдо. — Ни на секунду. Уж прости, но ты на убийцу не тянешь… кто там был в переулке?
И еще не поздно. Нат наверняка рядом, если окликнуть, отзовется.
Ему и вправду интересно или это лишь часть игры?
— Не стал, — согласился Нат, флакон закрывая. — Скажи, что почуял. У меня нюх.
…рука дрожит и лист в ней тоже. Письмо? Письма приходили не так уж часто…
И Райдо гадает. Но для гадания ему нужны книги, и пожалуй, Ийлэ сама найдет в них ответы. Он позволит. Он уважает ее право и… и слишком много позволяет Ийлэ.
— А моя вышивать не любит… умеет, конечно. Она у меня все умеет, что положено уметь леди, но не любит. Букеты из перьев — дело другое. Ты бы видела, какие картины она составляет… а отец?
И кошелек кинул, точно у Ната своих денег нет.
Он улыбается. Нет, Райдо не прав, Нат улыбаться умел, но вот чтобы так… как-то странно… и счастливо… и вообще глупо он выглядит, но этот глупый собственный вид нисколько не раздражает.
Получится, что Ийлэ ему не верит. А она верит, но вместе с тем и боится.
Еще недавно ей казалось, что нет ничего хуже этой ядовитой, сводящей с ума ненависти, которая не найдет выхода, ибо тот, кого Ийлэ и вправду ненавидит, мертв. А теперь вот… она пуста.
Она уйдет и… и не сможет, потому что оловянные пустые глаза отродья смотрят на нее.
Медь оказалась холодной и тяжелой, едва ли не тяжелей кувшина.
Ийлэ коснулась посветлевших волос, которые отрасли и теперь завивались, хотя и у нее, и у Брана волосы были прямыми.
Приедет проверить. Убедиться, что слухи не лгут… и хорошо, что у людей обоняние слабое. Пса обмануть бы не вышло.
И еще что-то, длинное, квадратное, но явно съедобное.
Бран с его жаждой крови, которую можно было утолить…
И ей, пожалуй, нравится. Не то, что происходит, но утро. И солнце за окном, дождь в кои-то веки прекратился. Окна отмыл, и на рыжих стеблях винограда набухли почки. Скоро треснут, выпуская бледно-зел…
— Ты собирался встретить ювелира. Взять его саквояж… и дальше что?
— Не духами, в общем, пахнет. Одеяло возьми.
Она провожает взглядом шерифа и Гарма, а потом спускается в гостиную, где устроились Альфред с Видгаром… и возвращается наверх, к комнате Райдо.
— Значит, — Райдо переплел пальцы, почему-то страшно было, что руки его свободны. Если не занять, если не удержать себя, то он, Райдо, сделает с этой женщиной что-то… жуткое сделает, такое, о чем ста…
— Райдо из рода Мягкого олова, — подсказал пес.
Нат все равно присмотрит за стариком. По собственной инициативе.
С твоей стороны было подло вот так подставлять меня, поскольку теперь наша матушка прониклась мыслью о необходимости срочной моей женитьбы. А ты сам понимаешь, как старательно избегал я сего мероприя…
Райдо откинулся в кресле, осознав, что все волнение, которое он испытывал перед этой встречей, исчезло. Видгар из рода Высокой меди был опасным противником.
Еще обидней, что яблонь так и не увидел, а те лепестки, которые сыпались с неба, уже и не лепестки, пепел, который в Каменном логе… а странно, раньше Райдо не думал, что пепел так на цветы похож…
Как весь разговор. И надо, чтобы он закончился, если Нира попросит, то Нат замолчит, и никогда больше не вспомнит о том, что… но она не попросит.
— Он писал мне нежные письма и уверял, что намерения его серьезны. Мы собирались объявить о помолвке, когда… на Весеннем балу… представляете, я шла на этот бал, уверенная, что скоро все люди в городк…
— Экие у вас тут граждане… обеспокоенные. Полагаю, за то беспокойство им небольшой процент идет. Вы ведь много взяли на этой войне, шериф. Помните, в ту нашу встречу… вы так любезно перечислили имена…
…по первым морозам, схватившим дорожную грязь, Нат отправился в город и вернулся с целой стопкой писем.
Болела неимоверно, и эта боль мешала сосредоточиться на важном.
То, что предстояло сделать, Нату не нравилось.
И уговаривал себя, что утро ничего не изменит.
И она с превеликим удовольствием избегала бы этих встреч, но… как было бросить Ниру.
— Чудо, — Райдо осторожно поцеловал ее в макушку. — Еще какое чудо…
— Идем, — сказал Райдо. — Тебе следует отдохнуть…
— Ну… ну как ему на человечках жениться? Вот тебя бы… ну раньше… тебя бы тоже за человека не отдали.
— Спокойно, — Гарм положил руку на плечо. — Не стоит нервничать. Этот тип просто хочет тебя позлить.
Сердце обрывается… и останавливается… вот-вот и смерть. И хорошо. Что может быть лучше смерти в грозу? Ийлэ облизывает губы в предвкушении…
Конечно… подвеска-капля, жемчуг и алмазы… подарок из прошлого, вот только подобные подарки бесплатными не бывают.
И точно опасаясь, что она сбежит, Райдо взял ее за руку. Собственная его ладонь больше не была ни холодной, ни влажной. Шел быстро, но Ийлэ успевала следом.
Он близко, но не настолько, чтобы разглядеть его…
Он развернул Ийлэ, обнял, стоял, водил по спине ее широкой ладонью, и странное дело, прикосновения эти не вызывали отвращения, напротив, успокаивали.
И сдохнуть. Он не сможет больше жить, если ее нет рядом.
— То есть, он может подать в суд… заявить, что я… шлюха… и забрать ребенка? — она проговаривала каждое слово медленно.
— Думаю… всем нам стоит спуститься. Время позднее… нехорошо обременять хозяев.
В конце концов, что такого страшного она могла рассказать?
Шершавая крышка, сухая, прямо как кожа на собственных ее ладонях. И мелкие трещины на ней — рисунком… замка нет. Да и от кого запираться?
Ей удается спрятаться, не от снов, но от Райдо, в собственной комнате, уже почти обжитой, привычной.
— Хорошо. Молнии вас не любят… отец так говорил.
Он выбрался на подоконник, обледеневший и неудобный.
Она выскользнула в серый пыльный коридорчик и огляделась. Зря, Нат чует, что людей в этом коридорчике нет. Заглядывали… давненько заглядывали.
Он махнул рукой, и арбалетчки с преогромным облегчением убрались за дверь.
— Экая ты… неконкретная, — тихий смешок на ухо. — С другой стороны, честная… и видишь, эти треклятые яблони расцвели все же. Я дождался… мы дождались.
На террасе. Лиловое небо. Желтая луна, как драгоценный камень, но пятнистый, с изъянами. Звезды россыпью… отец собирался создать ночное ожерелье, подбирал сапфиры и еще алмазы, кажется, хотя с ними н…
И запах крови… и наверное, Альфред мог бы убить, не столь уж велика разница между зайцем и старой шлюхой…
Ей не хотелось этой свадьбы, Ийлэ видела.
— Надеялся, что у этой дуры хватит мозгов обратиться к кому-нибудь… к тому, кому она доверяет.
И за эту тайну уже четверо поплатились жизнью, не считая хозяев дома. И пускай этих четверых не жаль, но пятым Райдо становиться не желает.
Мальчишка никогда не отходил далеко, верно, опасаясь, что без его заботы Райдо до срока преставится.
…они застревают в этом треклятом пригороде, полном ловушек.
И тогда Райдо, кажется, подумал, что война — это естественное состояние мира.
— Все ты можешь, — Райдо вытянул руку. — Давай вместе.
С противоестественной страстью, наблюдать за которой Райдо было неудобно. Он не смотрит — подсматривает за чем-то в высшей степени интимным.
— Бывает и такое. Нас тоже не особо любят. Но главное, что Город с его… правилами далеко. Эту землю зачистили. Альвов почти не осталось…
— Ваш мальчишка Дайну убил, — сказал он, растягивая слова.
— Больно, — выдохнула Ийлэ, пытаясь что-то сделать с этой болью.
Встретиться. Подписать договор капитуляции и передать саквояж. Вот он, Ийлэ видит. Черный саквояж из хорошей кожи. Старый. С потертостями. С позеленевшей ручкой… с монограммой, в которой свились лоза…
— Бывает. Пустота — это не страшно. Мы заполним ее, обещаю. Только пойдем, — он взял ее за руку, осторожно, но крепко. Пальцы Райдо были ледяными.
И замки работы почившего ныне мастера Гриди, а он свои секреты в могилу унес, пусть бы и предлагали за них немалые деньги… но собственные Джона замки, пожалуй, похитрей будут.
— Я… — мама облизала пересохшие губы. — Я отдохну и все наладится… скажи.
За ними сама его фигура гляделась черным силуэтом, точно вырезанным из бархатной бумаги.
Пес спиной повернулся. Широкой, разодранной ранами, расшитой рубцами, которые, словно линии на карте… границы… и под этими границами из плоти обретаются нити разрыв-цветка.
— И еще, — Райдо поднялся. — Земля уже достаточно прогрелась, чтобы… нужно похоронить их нормально. А я не знаю ваших обычаев.
Ийлэ прикусила губу. Она запуталась… она… она и вправду ненависть сожгла.
Нет, все было давно, только… люди не меняются, ведь так?
— Везде, Дайна… — Райдо проглотил рык. — Я понимаю, что в одиночку вы не способны управиться с домом. Но я не понимаю, что мешает вам обратиться в агентство. Пусть пришлют горничных. И лакеев… и кто …
И Ийлэ сама ненавидит себя за трусливую радость: сегодня она поест. А быть может хозяин будет столь добр, что не ограничится ножкой… у него ведь есть еда, на столе стоит блюдо с запеченным картофелем…
И оттого закрывались глаза на выходки Брана. И оттого продолжают терпеть старика с его манией мести.
— Прекрати, Ийлэ, — Альфред поморщился. — Неужели ты думаешь, что если бы был иной… вариант, я бы оставил тебя им?
Он встал, не спуская взгляда с сапог Гарма, и с тоской подумал, что сапоги эти уже не вызывают прежней злости.
Стоит, прижав руки к груди, покачивается.
— Убийство, — печально подтвердил шериф. — Аккурат на рассвете нашли… уже закоченеть успела, и значится, ночью…
Ийлэ пожала плечами: ей замужество в принципе не грозило, а потому она о чувствах старалась не думать. Без чувств ей было спокойней.
Или затем, чтобы сделать невозможным повторное вскрытие?
Понял ли? Нат надеялся, что понял. Хотя бы дом.
К счастью, дальше спорить Дайна не стала.
Но открыто окно… и окна в кухне прежними оставили, с ними Ийлэ умела управляться. Нащупав щеколду, она легонько надавила на раму, которая поддалась охотно, будто дом, силясь хоть как-то загладить сво…
— Ваши его взяли… спрашивать начали про… всякое… — Дайна скривилась, верно, воспоминания о том допросе были не из приятных. — Не знаю, чего там приключилось… но орал он знатно, а потом замолчал… издо…
— Не надо, — повторяет она глухо. — Зачем мне эти воспоминания, правда?
Ей следовало бы ответить, но она не представляла, какого ответа от нее ждут и ждут ли вовсе.
…она сказала ему, что ненавидит, а он попросил посидеть.
— И вашей тоже. К сожалению, я несколько неверно оценил твоего… вожака. А исправить первое впечатление крайне сложно, но мы постараемся?
Именно, что был, и когда Райдо толкнул дверь, Ийлэ закрыла глаза. Она так и вошла, вцепившись в его пальцы, ступая вслепую.
— Надо же, какие гости… поздние, — Альфред не спал.
— Я суп сварил, — Нат рядом, Райдо слышит его запах… и еще что-то… — Тебе надо поесть.
…наверное, в этом ничего плохого нет, но… душно…
Перебирал бумажные конвертики, раскладывая их на прилавке.
— Девочка моя! — кто-то очень близко кричит, надрывно, надсадно. И голос, без того мерзкий, ввинчивается в голову. Голова эта того и гляди треснет.
— К утру вернется, — Райдо подавил зевок. Зимой спалось на удивление хорошо. Тварь, которая все еще была внутри — Райдо чувствовал ее — поддалась не то шепоту Ийлэ, не то холодам зимним, но главное, …
Ийлэ подалась вперед, оскалилась. Ей была неприятна сама мысль, что эта женщина прикоснется к отродью своими белыми пухлыми ручками.
— А… что вы делаете? — Дайна, кажется, растерялась.
И почему Ийлэ не бежит, хотя имеет возможность.
— Если тебе плохо, я скажу, чтобы он больше не приходил, — Райдо гладил ладонь.
Изюм Ийлэ выковыряет и будет есть долго, по одной изюмине… она уже представляла, насколько сладким он будет.
— Ты не думай… я вовсе не расстраиваюсь… просто душно очень… воздух сухой… и когда воздух сухой, то глаза сами собой слезятся… непроизвольно, — она шмыгнула покрасневшим носом. — А так… чего мне плак…
— Стой! — рявкнул Райдо и кашлем собственным едва не захлебнулся.
— Иди, — Ийлэ подняла на него взгляд. — Здесь будет много грязи.
Разрыв-цветок отозвался, он был голоден и испуган, обожжен живым железом, и теперь норовил не столько зарастить раны, сколько выплеснуть в кровоток пуховые легкие семена.
Надеюсь, дорогой сын, на твое благоразумие.
…управишься за полчаса — похороним, а нет — свиньи и падаль сожрут с удовольствием…
— Я никому не говорил, насколько легче мне стало после… грозы, — он снова сел на пол, а кувшин с молоком поставил между скрещенных ног. — И полагаю, ты тоже не особо распространялась… не замечал за т…
Наверное. С той осени — больше года… и за это время тела разложились. Райдо прав, что смотреть не стоит, но если бы не он, Ийлэ не выдержала бы. А он стоит, гладит по волосам, успокаивает.
— Не ерзай, кузина. Ты знаешь, что любопытство — это великий грех. На воскресной проповеди пастор так говорил. Очень душеспасительно было…
— Привет, — прохрипел Райдо. — Как все прошло?
Медленно и неотвратимо, и когда боль отступает — а она, кажется, длится неимоверно долго, часы, а то и дни — мир позволяет себя удержать.
— Лежи, — Ийлэ вытащила из-под свитера отродье, которое сунула Нату. — Есть хочет. Покормишь.
— Я вас все спросить хотел… — он заговорил, когда лошади выбрались на тракт. — Про Ийлэ…
— Еще… град был… сильный… и буря. У трех домов крыши посрывало, а еще тополь старых рухнул и прямиком на часовню. Пробил все. Говорят, — он понизил голос и отступил, просто на всякий случай, — что эт…
Йен говорил спокойно, умиротворенно даже, точно нисколько не сомневаясь, что Нат проявит благоразумие.
— Он убивал тех женщин, про которых в городе говорили. И не мог остановиться. И он попытается убить Ийлэ, но у него ничего не выйдет.
Ийлэ не хочется, чтобы он пострадал. Она как-нибудь сама…
— Итак, с высокой долей вероятности встреча была случайной и убивать ее не планировали…
— Спасибо, — Ийлэ отвела взгляд. — Он начал рассказывать и… и я представила… стула не было… к креслу привязывали… просто привязывали… угли в камине… и я не хочу вспоминать.
— Сомневаюсь. Максимум, чего вы добьетесь, это расторжение брака, но… дальше что? Вы сможете заключить новый, не менее выгодный? Боюсь, что репутация вашей дочери окончательно будет уничтожена…
— Сложно сказать… похоже, что да, — Райдо потянулся.
И тварь внутри ожила, зашевелилась, напоминая, что он вообще-то помирает, точнее, пребывает в процессе помирания, и сам по себе этот процесс, не говоря уже о результате, отнюдь не в удовольствие.
— С одной стороны — ничего… с другой… ну уеду я? И кем буду? Провинциальным парнишкой? Здесь я — человек известный… сын мэра… друг шерифа… доктора… и многих иных уважаемых людей. Перспективный юноша …
…только осторожно, поелику наводила сейфовая комната Райдо на размышления, да все больше невеселые.
— Если у тебя не получится, то… мой род исполнит мою клятву… Нат свидетель.
И вновь улыбается. Гримасы мелькают. И не гримасы даже — тени их… но Райдо довольно и теней. Сейчас Мирра удовлетворена.
А хорошо, что он тогда ее не убил. И от альвов бывает польза.
— Не следовало, — согласился Райдо. — Но я не хотел мешать. Ты так спала…
Она отца любит. И эта любовь понятна, хотя и странно-неприятна, и заставляет Ийлэ отворачиваться. Она не хочет видеть Ниру рядом с этим человеком.
— Напрасно иронизируете, — Альфред улыбнулся и надо сказать, что улыбка у него получилась широкой, лучезарной даже. — Местное общество имеет свою специфику. Вас не примут без чьей-либо протекции.
В конце концов, она ведь не обязана была… и боится. Только сейчас он понял, что альва боится не его, точнее и его тоже, но людей — сильнее. Она напряжена, что струна, натянутая до предела, тронь таку…
Высокий. В такой пинты три влезет, а то и четыре… старый… кажется, Ийлэ видела его на кухне, в той своей прошлой жизни… и вправду кажется… что она помнит?
Он предполагал, что услышал бы немало интересного.
— Пол холодный, — сказал Райдо, не открывая глаз. — Иди сюда.
Райдо только отмахнулся. Здесь, где бы он ни находился, все иначе, все ложь, а значит, надо сосредоточиться на главном. А что главное?
Она спрятала яркие наряды, но и серые ее платья неизменно выглядят вызывающе. Однако Райдо молчит. Он устал от войны, и шаткое перемирие в собственном доме ценить умеет.
Тихие беседы… мама музицирует, а отец подпевает ей. Голос у него красивый, низкий… книга, которую Ийлэ читает который вечер подряд, скучная, но меж тем бросить не выходит.
— Райдо велел за тобой приглядывать, да… в паре оно ничего не выйдет. Он и сам понимает. Но… ты все одно аккуратней. Ладно?
— Уверяю, я очень понятливый, — Райдо остановился, чувствуя, что сейчас сорвется.
— Ий-лэ, — повторяет он, растягивая имя. — Ийлэ-аль-Ашшабби, верно?
— Здрасьте, — вежливо поздоровался он, смахнув с волос снежинки. И престарелый лавочник, чем-то напоминавший нахохлившегося черного грача, кивнул. — Мне бы вот чего надо…
Молоко вдруг исчезло, наверное, потому что самой Ийлэ есть стало нечего. Уснувший лес не отзывался, и она грызла клейкие сосновые почки, и кору, и пару раз натыкалась на поздние грибы, которые ела сы…
Если Ната заперли, то… то им потребовалось бы помещение с очень крепкой дверью.
Райдо разворачивает ее и прижимает к себе.
— Я говорю правду. И вы это понимаете, потому и злитесь.
Райдо выгнулся, поплыл, покрываясь рябью живого железа, и попытался сбросить руки Ийлэ.
— Ийлэ? — то ли голос его, то ли грохот двери разбудили отродье, которое зашлось плачем. — Ийлэ, ты… Райдо! Ему плохо!
— Хочешь. И я захочу к вечеру… это может затянуться надолго. И тогда мы все упадем от усталости. Это будет нехорошо.
— Чтобы защитить? — она протянула бумагу.
Весну встречает. И ветреницы вот расцвели белоснежным ковром… и пахнет, то ли ветреницами, то ли ветром, заплутавшим в соснах. Живицей. Лесом.
Райдо раздраженно оттолкнул руку щенка, но тот не обиделся, отступил, так, чтобы держаться рядом, но не мешать.
Она осторожно коснулась тугих семянок, которые натянули кожу. Поверхность их, пока плотная, изменялась, прорастая толстыми иглами. Вот-вот треснут.
Она только и может, что повторять это, она хочет остаться во сне навсегда, и ей плевать, что сон — это лишь сон. И каток опустел, он вовсе выглядит ненастоящим, театральной декорацией…
Нат покосился, но убедившись, что собеседник и не думал издеваться, кивнул: оно понятно, что не жестами. Но где подобрать правильные слова?
— Она тебе нравится? Им вот нравилась всем… чего нашли? Не знаю… но играли… в догонялки… в саду… очень им весело было, — Дайна говорила, не отводя взгляда.
Ийлэ не знает их имен, но лишь потому, что не хочет знать. А вот по лицам различает, они тоже, повинуясь негласным правилам, избегают ее, но в этом нет ничего оскорбительного. Ийлэ им еще не доверяет…
Ийлэ пожала плечами: ей наедине с собой было спокойно. Мирно. И в компании пса она не нуждалась, если разобраться, то Райдо своим появлением заглушил напевы бури. Воспоминания прогнал опять же. Но на…
— Что ж… не могу сказать, что меня это удивляет… жаль, конечно, но… жизнь — она такая… иные раны, как ни лечи, не зарастут, — шериф вытащил кисет и, отрезав узкую полоску табака, сунул в рот. — Плохо…
Было время, когда она пыталась вырваться.
Разрыв-цветок успокаивался. Он вновь засыпал, позволяя псу дышать.
Он отвернулся и глаза закрыл. Так, пожалуй, получится спрятать неизжитую горечь той встречи.
Небо дрожит, не небо — щит стальной, по которому бьют молотом, а звезды-подвески звенят, но держатся. Не будет у Ийлэ мешка со звездным горохом. Не будет ожерелья, равного которому…
Чтобы сказать пару слов. Чтобы подошел поближе этот излишне самоуверенный человек.
— Крадусь, — она выпрямилась и руку, которой гладила стену сонного дома, за спину убрала. — Я…
Надежда… вдруг он все-таки не настолько болен…