Все цитаты из книги «Двенадцать стульев»
Ипполит Матвеевич издали прижал руки к груди и поклонился на целый аршин глубже, чем кланялся обычно. Разогнувшись, Ипполит Матвеевич понял, что без прокурорши ему не жить и попросил секретаря суда п…
– Пролетарии всех стран, соединяйтесь. Вагон-клуб Дорпрофсожа М-Казанской дороги.
– Вы поразительно догадливы, дорогой охотник за табуретками, бриллиантов, как видите, нет.
– Конрад Карлович Михельсон, сорока восьми лет, беспартийный, холост, член союза с 1921 года, в высшей степени нравственная личность, мой хороший знакомый, кажется, друг детей… Но вы можете не дружит…
После этой виртуозной защиты Персицкий потащил упирающегося Ляписа в соседнюю комнату. Зрители последовали за ними. Там на стене висела большая газетная вырезка, обведенная траурной каймой.
– Но ведь это же тридцать тысяч рублей! Сколько же вы хотите?
Остапа не тревожила неудача с этим стулом, четвертым по счету. Он знал все штучки судьбы.
Прошло три дня. Горизонт оставался чистым. Ни Бендер, ни чайное ситечко, ни дутый браслетик, ни стул – не возвращались. Все эти одушевленные и неодушевленные предметы пропали самым загадочным образом.
Кассир благоговейно принял книгу и положил ее в несгораемый шкаф на пачки червонцев.
– Что ж вы молчите, как архиерей на приеме?
Главы седьмая, восьмая и девятая были посвящены описанию титанических кутежей «милостивого государя» со жрицами Венеры в обольстительнейших притонах города Калуги, куда, по воле автора, скрылся касси…
С этими словами Остап схватил стул и потряс им в воздухе.
Треухов мечтал о большом деле. Ему нудно было служить в отделе благоустройства Старкомхоза, чинить обочины тротуаров и составлять сметы на установку афишных тумб. Но большого дела не было. Проект тра…
– Как что? Статья из Главнауки, у меня там связи не такие, как у Иванова. Биографию возьмем из Брокгауза. Но портрет будет замечательный. Все кинутся за портретом в тот же Брокгауз, а у меня будет не…
– В таком случае все прекрасно. Будем надеяться, что достояние Иванопуло увеличится еще только на один стул.
– Безенчук! – сказал он в крайнем удивлении. – Ты как сюда попал?
Граждане! Уважайте пружинный матрац в голубых цветочках! Это – семейный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое домашнего уюта, любовная база, отец примуса! Как сладко спать под демократический…
Когда мадам Грицацуева покидала негостеприимный стан канцелярий, к Дому Народов уже стекались служащие самых скромных рангов: курьеры, входящие и исходящие барышни, сменные телефонистки, юные помощни…
Трамваи визжали на поворотах так естественно, что, казалось, будто визжит не вагон, а сам кондуктор, приплюснутый совработниками к табличке «Курить и плевать воспрещается». Курить и плевать воспрещал…
– Удар состоялся, – сказал Остап, потирая ушибленное место, – заседание продолжается!
Через десять минут обоюдных недомолвок и хитростей выяснилось, что гражданин Коробейников действительно имеет кое-какие сведения о мебели Воробьянинова, а отец Федор не отказывается за эти сведения у…
Из экономии шли в театр пешком. Еще было совсем светло, но фонари уже сияли лимонным светом. На глазах у всех погибала весна. Пыль гнала ее с площадей, жаркий ветерок оттеснял ее в переулки. Там стар…
Между тем гражданин Кислярский, медленно прогуливаясь, приближался к губпрокуратуре. По дороге он встретил Рубенса и долго с ним говорил.
– Скоро только кошки родятся, – наставительно заметил Остап. – Я женюсь на ней.
– Двести, раз, – сказал он, – двести – в четвертом ряду справа, два. Нет больше желающих торговаться? Двести рублей гарнитур ореховый дворцовый из десяти предметов. Двести рублей, три – в четвертом р…
Если бы старгородские заговорщики видели гиганта мысли и отца русской демократии в эту критическую для него минуту, то, надо думать, тайный союз «Меча и орала» прекратил бы свое существование.
Однако оба варианта имели свои недостатки. Начать карьеру многоженца без дивного, серого в яблоках, костюма было невозможно. К тому же нужно было иметь хотя бы десять рублей для представительства и о…
Но тут певший все время огнетушитель «Эклер» взял самое верхнее фа, на что способна одна лишь народная артистка республики Нежданова, смолк на секунду и с криком выпустил первую пенную струю, залившу…
– Ах, зачем вы играете на моих нервах! Несите его сюда скорее, несите. Вы видите, что новый стул, на котором я сижу, увеличил ценность вашего приобретения во много раз.
И отец Федор сделал попытку снова пасть на колени.
– Конечно, – с застенчивой иронией сказала Лиза, – например, ангина.
Продолжать игру не имело смысла. «Скрябин» уже пристал к Васюкам, и с парохода можно было видеть ошеломленные лица васюкинцев, столпившихся на пристани. В деньгах категорически было отказано. На сбор…
Он еще несколько раз побуждал себя спуститься вниз, но не смог – нервы сдали. Он попал в склеп.
Приходила ли к тебе Кондратьевна? Отцу Кириллу скажи, что скоро вернусь, мол, к умирающей тетке в Воронеж поехал. Экономь средства. Обедает ли еще Евстигнеев? Кланяйся ему от меня. Скажи, что к тетке…
– Ничего. Этот стул обошелся вдове больше, чем нам.
– Считаю вечер воспоминаний закрытым, – сказал Остап, – нужно переезжать в гостиницу.
– Один к одному. Все там стоят. Гарнитур замечательный. Пальчики оближете. Впрочем, что вам объяснять! Вы сами знаете!
Вдруг на горизонте была усмотрена черная точка. Она быстро приближалась и росла, превратившись в большой изумрудный парашют. Как большая редька, висел на парашютном кольце человек с чемоданчиком.
Губернатор пошел провожать городского голову. Оба шли преувеличенно ровно.
– На всякий случай проверим, – сказал Остап, стараясь быть спокойным.
Нужно ли еще какое-нибудь доказательство неотразимости грустной красоты Жигулей?
Ипполит Матвеевич оледенел и, не двигаясь с места, водил глазами по карнизам.
Он набивал рот сыром и зеленью. Он с удовольствием отрыгал винные пары, чтобы продлить наслаждение. Остап метнул на него сердитый взгляд, и Ипполит Матвеевич подавился зеленой луковкой.
– Да пожалуйста! – воскликнул Эрнест Павлович. – Я очень рад! И зачем вам утруждать себя? Я могу сам принести. Сегодня же.
– Матушка! – с чувством сказал отец Федор. – Не корысти ради…
– Умоляю вас, найдите его! Узнайте, где он! Вы всюду бываете! Вам будет нетрудно! Передайте, что я хочу его видеть. Слышите?
Но и на этот раз полтинник выдан не был. Персицкий притащил из справочного бюро двадцать первый том Брокгауза от Домиции до Евреинова. Между Домицием, крепостью в великом герцогстве Мекленбург-Шверин…
Ошеломленный архивариус вяло пожал поданную ему руку.
Но приехать лично на место происшествия Шахов не смог. Под его пером трепетала очередная проблема – проблема самоубийства.
– Ты, Виктор, не болбочи, – говорил ему рассудительный Дядьев, – чего ты целыми днями по городу носишься?
Тяжело дышавший Ипполит Матвеевич кивком головы выразил свое согласие. Тогда Остап Бендер начал вырабатывать условия.
– Да сядьте вы, идиот проклятый, навязался на мою голову! – зашипел Остап. – Сядьте, я вам говорю!
– Больше вопросов не имею, – быстро проговорил молодой человек.
– Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно – устроишься лейб-гробовщиком при парижс…
– Я побегу к Максиму Петровичу, за Никешой и Владей, а уж вы, Елена Станиславовна, потрудитесь и сходите в «Быстроупак» и за Кислярским.
Он выглянул в окно. На самом дне дворовой шахты играли дети.
– Пусть приходит на кухню. Там посмотрим.
– Нет, ты обязательно должен к ней сходить. Она мне все рассказала. Это удивительно, – твердила Елена Станиславовна.
– Гоните тридцать рублей, дражайший, да поживее, не видите – дамочка ждет. Ну?
Краткостью лекции все были слегка удивлены. И одноглазый не сводил своего единственного ока с гроссмейстеровой обуви.
– Посмотри, Вася, – говорила девушка, – это Венеция! Зеленая заря светит позади черно-мраморного замка.
Отчаянный пляс и обворожительные улыбки трио Драфир не произвели никакого действия на передовые круги старгородского общества. Круги эти, представленные в кафешантане гласным городской думы Чарушнико…
– Пижоны! – в восторге кричал Остап. – Что же вы не бьете вашего гроссмейстера? Вы, если не ошибаюсь, хотели меня бить?
Остап нагнал Воробьянинова у входа в розовый особнячок.
– Можно, – говорил он, – это всегда можно, дуся. С нашим удовольствием, дуся.
Старик задрожал и вытянул вперед хилую свою лапку, желая задержать ночного посетителя.
– Без жены, – поправил Остап, – без жен. Вы будете единственным приятным исключением. Еще кого?
– Двадцать рублей, – сухо сказал Варфоломеич.
– За двадцать я, положим, не продам. Положим, не продам я и за двести… А за двести пятьдесят продам.
– Господи, – сказала матушка, посягая на локоны отца Федора, – неужели, Феденька, ты к обновленцам перейти собрался?
– Против пожара, – заявил он, – у нас все меры приняты. Есть даже огнетушитель «Эклер».
Через положенное время Нерка принесла шесть отличных мордатых крутобоких щенят чисто бульдожьей породы, которых портила одна маленькая подробность: у каждого щенка имелся большой черный пушистый, леж…
Никому не было дела до двух грязных искателей бриллиантов.
– Слюной, – ответил Остап, – как плевали до эпохи исторического материализма. Ничего не выйдет.
Проходя мимо двери отца Федора, мстительный сын турецкого подданного пнул ее ногой. Из номера послышалось слабое рычание затравленного конкурента.
– Похоже на то, – сказал Остап, – что завтра мы сможем уже при наличии доброй воли купить этот паровозик. Жалко, что цена не проставлена. Приятно все-таки иметь собственный паровоз.
На следующий день Ипполит Матвеевич подкатил к подъезду Боуров на злейших в мире лошадях, провел полчаса в приятнейшей беседе о бедственном положении приютских детей, а уже через месяц секретарь суда…
– А воздух какой! – закричал Чалкин. – Морской воздух!
Остались два ордера. Один на 10 стульев, выданный Государственному музею мебели в Москве. Нескучный сад, № 11. Другой – на один стул – «тов. Грицацуеву, в Старгороде, по улице Плеханова, 15».
– Чему же вы радуетесь? – удивился Ник. Сестрин. – Ведь вы же не выиграли!
В буфете, освещенном многими лампами, сидел голубой воришка Альхен со своей супругой Сашхен. Щеки ее по-прежнему были украшены николаевскими полубакенбардами. Альхен застенчиво ел шашлык по-карски, з…
– Ну? – спросил Персицкий. – Что скажете?
Остап стал гораздо суетливее, чем прежде. Шансы на отыскание сокровищ увеличились безмерно.
– Скажите, эти стулья, кажется, из мебельного музея?
– Ну, милый, моя жена тоже больна. Правда, Мусик, у тебя легкие не в порядке. Но я не требую на этом основании, чтобы вы… ну… продали мне, положим, ваш пиджак за тридцать копеек…
Ипполит Матвеевич поморщился и ускорил шаг.
В последнее время Ипполит Матвеевич был одержим сильнейшими подозрениями. Он боялся, что Остап вскроет стул сам и, забрав сокровище, уедет, бросив его на произвол судьбы. Высказывать свои подозрения …
Тиражные операции на этот день были закончены. Зрители разместились на береговых склонах и, сверх всякого ожидания, шумно выражали свое одобрение аптечно-негритянскому ансамблю. Галкин, Палкин, Малки…
Слово «сон» было произнесено с французским прононсом.
Так ли все происходило, нет ли – трудно сказать. Ясно только, что при упомянутых сроках вопрос о месте и времени публикации решался если и не до начала работы, то уж во всяком случае задолго до ее за…
Елена Станиславовна встрепенулась, отвела кроличий взгляд от Воробьянинова и потащилась в кухню.
Но инженер не покорился. Он собрался было продолжить вызовы гусика, которые он безуспешно вел уже два часа, но неожиданный шорох заставил его обернуться.
– Очень хорошо, – сказал Остап, – комната для кружковых занятий никакой опасности в пожарном отношении не представляет. Перейдем дальше.
– Что же я должен делать? – слезливо спросил Воробьянинов.
– Ну и гусики теперь пошли! – пробормотал инженер, входя в комнаты.
С Еленой Станиславовной Воробьянинов разошелся очень мирно. Продолжал бывать у нее, ежемесячно посылал ей в конверте 300 рублей и нисколько не обижался, когда заставал у нее молодых офицеров, по боль…
– Желающие могут удостовериться в целости печатей.
По лестнице, шедшей винтом, компаньоны поднялись в мезонин. Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на ученич…
Часа полтора проколесили они по пустому ночному городу, опрашивая ночных сторожей и милиционеров. Один милиционер долго пыжился и наконец сообщил, что Плеханова не иначе как бывшая Губернаторская.
Матрац ломает жизнь человеческую. В его обивке и пружинах таится какая-то сила, притягательная и до сих пор не исследованная. На призывный звон его пружин стекаются люди и вещи. Приходит финагент и д…
– Да не может быть! Авессалом? Ишь ты – шарик! Куда закатился! Вы с ним говорили? Ах, он вас не узнал!..
– Вот, пожалуйста, – сказал он Лизе с запоздалой вежливостью, – не угодно ли выбрать? Что вы будете есть?
– Караул! – кричали изобиженные шахматисты.
– Срочный возврат в Баку, нефтяные цистерны.
писанное им в Харькове, на вокзале, своей жене, в уездный город N
– Ка-ра-ул! – еле слышно воскликнул незнакомец.
Был тот час воскресного дня, когда счастливцы везут по Арбату со Смоленского рынка матрацы и комодики.
Брат Митенька не ходил в класс по случаю трехсотлетия дома Романовых. И папаши – действительно в блестящих мундирах и просторных треуголках – катили на пролетках к стрельбищному полю, на котором назн…
– Ты чудак! Тебе надо научиться проектировать железнодорожные мосты! Это замечательная наука. И главное – абсолютно простая. Мост через Гудзон…
– Да говорю же вам, что это он, без усов, но он, – по обыкновению, кричал Виктор Михайлович, – ну вот, знаю я его отлично! Воробьянинов, как вылитый!
Тяжбу «Суда и быта» с Персицким, Персицкого с редакцией и редакции с «Судом и бытом» разбирали долго. Пришли сотрудники из разных отделов и образовали кружок. Теперь велась дуэль непосредственно межд…
– Что же вы стоите, как засватанный. Я думал, что вы уже давно на пароходе! Сейчас сходни снимают! Бегите скорей! Пропустите этого гражданина! Вот пропуск!
Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича ногой.
– Ладно, – сказал он, – давайте ваши двадцать рублей.
– Барин! – страстно замычал Тихон. – Из Парижа!
– Что вы переживаете? – спросил Остап. – Вообразите себе, что «Скрябин» здесь. Ну, как вы на него попадете? Если бы у нас даже были деньги на покупку билета, то и тогда бы ничего не вышло. Пароход эт…
Остап чистосердечно смеялся и приникал щекой к мокрому рукаву своего друга по концессии.
– Это извозчик отделался легким испугом, а не я, ворчливо заметил О. Бендер. – Идиоты. Пишут, пишут – и сами не знают, что пишут. Ах! Это «Станок». Очень, очень приятно, вы знаете, Воробьянинов, что …
– Так вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двадцать пять. И бутылку водки.
– Тогда сами будете рисовать. Раз вы взяли на себя ответственность за украшение парохода, извольте отдуваться, как хотите.
На столиках в особенных стопочках из «белого металла бр. Фраже» торчали привлекательные голубые меню, содержание которых, наводившее на купца Ангелова тяжелую пьяную скуку, было обольстительно и необ…
– Правда? – переспросил Воробьянинов. – С ума сойти можно!..
– Да-а, – ответила Лиза, икая от слез, – граф ел спаржу.
Вот почему я тебя, бедную, бросил так неожиданно.
– Никогда, – принялся вдруг чревовещать Ипполит Матвеевич, – никогда Воробьянинов не протягивал руку…
– Васька! – кричали с тротуара. – Буржуй! Отдай подтяжки!
– Хамите, парниша, – лукаво сказала Эллочка.
– Т-т-то-те-т-так я же в-в-в-ообще з-аикаюсь!
Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры, послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление, исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых бара…
И друзья, мечтая о том, что они купят, когда станут богачами, вышли из Пассанаура. Ипполит Матвеевич живо воображал себе покупку новых носков и отъезд за границу. Мечты Остапа были обширнее. Его прое…
– До свиданья, Елизавета Петровна, – сказал он поспешно, – простите, простите, простите, но мы страшно спешим.
В Сталинграде концессионеры ждали театр Колумба две недели. За это время они несколько раз доходили до самого бедственного положения. Если бы не бюро любовных писем, учрежденное великим комбинатором …
Ипполит Матвеевич, сознававший все свое ничтожество, стоял понурясь.
– Сучья лапа! – сказал Симбиевич-Синдиевич, когда компаньоны сходили на пристань. – Поручили бы оформление транспаранта мне. Я б его так сделал, что никакой Мейерхольд за мной бы не угнался.
– Я молодой мексиканец Торре! Я только что выписался из сумасшедшего дома. Пустите меня на турнир! Пустите меня!
– Я бы все-таки так не верстал, – сказал Персицкий, – наш читатель не подготовлен к американской верстке… Карикатура, конечно, на Чемберлена… Очерк о Сухаревой башне… Ляпсус, писанули бы и вы что-ниб…
Для Ипполита Матвеевича был куплен билет в бесплацкартном жестком вагоне, в котором бывший предводитель и прибыл на уставленную олеандрами в зеленых кадках станцию «Минеральные воды» Северо-Кавказски…
– А?! – кричал он в телефон. – Не в бровь, а в глаз! Ну, кланяйтесь «милостивому государю»!.. Что? Незначительная сумма? Это неважно. Важен принцип!
Рассказав Ипполиту Матвеевичу эту в высшей степени поучительную историю, Остап почистил рукавом пиджака свои малиновые башмачки, сыграл на губах туш и удалился.
– С этого стула я соскользнул, обшивка на нем порвалась. И смотрю, из-под обшивки стеклушки сыплются и бусы белые на ниточке.
– Стул будет стоять здесь до ночи. Я все обдумал. Здесь почти никто не бывает, кроме нас. Давайте прикроем стул плакатами, а когда стемнеет – спокойно ознакомимся с его содержимым.
– Бонжур! – пропел Ипполит Матвеевич самому себе, спуская ноги с постели.
С этими словами Персицкий скрылся в уборной. Погуляв там десять минут, он весело вышел. Грицацуева терпеливо трясла юбками на углу двух коридоров. При приближении Персицкого она снова заговорила.
– Где же он может быть? Сегодня он был, я видел его собственными глазами. Смешно даже.
– Ну иди, дружок, возьми еще рубль, да смотри не говори, что я приехал.
– Что за чепуха! – воскликнул Ипполит Матвеевич. – Какие платки? Я приехал не из Парижа, а из…
– И будешь ты цар-р-рицей ми-и-и-и-рра, подр-р-руга ве-е-ечная моя!
В это время, в двух верстах от концессионеров, со стороны Тифлиса в Дарьяльское ущелье вошел отец Федор. Он шел мерным солдатским шагом, глядя только вперед себя твердыми алмазными глазами и опираясь…
– Закавтопромторг или частное общество «Мотор»? – деловито осведомился Воробьянинов, который за несколько дней пути отлично познакомился со всеми видами автотранспорта на дороге. – Я хотел было подой…
– А, Виктор Михайлович? – спросил губернатор. – Хотите быть попечителем?
Ну, голубушка моя, не так кратко мое путешествие, как мы думали. Ты пишешь, что деньги на исходе. Ничего не поделаешь, Катерина Александровна. Конца ждать недолго. Вооружись терпением и, помолясь Бог…
– Да, да, – сказал он, конфузясь, – это как раз кстати. Я даже доклад собирался писать.
Через полчаса движение было урегулировано, и путники через Воздвиженку выехали на Арбатскую площадь, проехали по Пречистенскому бульвару и, свернув направо, очутились на Сивцевом Вражке.
– Ну, как твой скелетик? – нежно спрашивала Елена Станиславовна, у которой Ипполит Матвеевич после женитьбы стал бывать чаще прежнего.
– Что доктор? В страхкассе разве доктора? И здорового залечат!
– А вам разве интересно со мной разговаривать? Я же глупенькая.
Ничто не могло смутить Остапа. Он начинал соображать. И когда наконец сообразил, чуть не свалился за перила от хохота, бороться с которым было бы все равно бесполезно.
– Да! Театр Колумба! Ах, это вы, Сегидилья Марковна? Есть, есть, конечно, есть. Бенуар!.. А Бука не придет? Почему? Грипп? Что вы говорите? Ну, хорошо!.. Да, да, до свиданья, Сегидилья Марковна…
В это время в аукционном зале происходило следующее: аукционист, почувствовавший, что выколотить из публики двести рублей сразу не удастся (слишком крупная сумма для мелюзги, оставшейся в зале), реши…
В толпе пели, кричали и грызли семечки, дожидаясь пуска трамвая. На трибуну поднялся президиум губисполкома. Принц Датский обменивался спотыкающимися фразами с собратом по перу. Ждали приезда московс…
– Да нет, паспорт в порядке, но в городе мою фамилию хорошо знают. Пойдут толки.
– И много вы купили мебели? Вам за вашу халтуру платят столько, сколько она стоит, – грош.
– Слушайте, – сказал Никифор Ляпис, понижая голос, – дайте три рубля. Мне «Герасим и Муму» должен кучу денег.
Он лепил дивный бюст – человека с длинными усами и в толстовке. Фотографическая карточка стояла на столике. Вася придавал скульптуре последний лоск.
Остап выдвинул правое плечо и подошел к слесарю-интеллигенту.
– Стиль каменного века, – заметил Остап с одобрением, – а доисторические животные в матрацах у вас не водятся?
Виктор Михайлович утащил ворота, как Самсон. В мастерской он с энтузиазмом взялся за работу. Два дня ушло на расклепку ворот. Они были разобраны на составные части. Чугунные завитушки лежали в детско…
– Что же ты над собой сделал? – вымолвила она наконец.
Идя домой с замолчавшим вдруг Остапом, Ипполит Матвеевич посмотрел на губплановских тигров и кобр. В его время здесь помещалась губернская земская управа, и горожане очень гордились кобрами, считая и…
– Позвольте, товарищ, у меня все ходы записаны.
– Это когда же? Когда вы кобелировали за чужой женой? Насколько мне помнится, этот запоздалый кобеляж закончился для вас не совсем удачно! Или, может быть, во время дуэли с оскорбленным Колей?
т. Митин – советский изобретатель (баритон).
Эпоха требовала стихи, и Хунтов писал их во множестве.
– Один мой знакомый, – сказал Остап веско, – тоже продавал государственную мебель. Теперь он пошел в монахи – сидит в допре.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – заявил Остап, надеясь больше не на завтрашнее утро, а на сегодняшний вечер, – транспарант будет.
Друзья долго еще бродили по клубу под видом представителей УОНО и не могли надивиться прекрасным залам и комнатам. Клуб был не велик, но построен ладно. Концессионеры несколько раз заходили в шахматн…
Началось спокойное течение служебного дня. Никто не тревожил стол регистрации смертей и браков. В окно было видно, как граждане, поеживаясь от весеннего холодка, разбредались по своим делам. Ровно в …
– Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, наконец. Вы поймите, ведь это же 15 000 рублей!
– Вы идеалист, Конрад Карлович. Вам еще повезло, а то бы вам вдруг пришлось стать каким-нибудь Папа-Христозопуло или Зловуновым.
Повеселевшие концессионеры пошли быстрее.
Эллочка сама красила мексиканского тушкана зеленой акварелью и потому похвала утреннего посетителя была ей особенно приятна.
«Что-то не видел я там такого рояля», – подумал Остап, вспомнив застенчивое личико Альхена.
Горец распахнул полы черкески и вынул порыжелый кошель.
– Неслыханная наглость! – сказал он гневно. – Я еле сдержал себя!
– Опять в гости зовут! – возмутились в крайнем пенале слева. – Мало им гостей!
Прежде всего Никифор Ляпис пошел в буфет. Никелированная касса сыграла матчиш и выбросила три чека. Никифор съел варенец, вскрыв запечатанный бумагой стакан, кремовое пирожное, похожее на клумбочку. …
У Кислярского была специальная допровская корзина. Сделанная по специальному заказу, она была вполне универсальна. В развернутом виде она представляла кровать, в полуразвернутом – столик, кроме того,…
Вокруг стульев, как шакалы, расхаживали концессионеры. Остапа особенно возмущал виртуоз-балалаечник.
– Вы аферист, – крикнул Ипполит Матвеевич, – я вам морду побью, отец Федор.
– Сам ты эмигрант… В Париж, люди говорят, уехал. А дом под старух забрали… Их хоть каждый день поздравляй – гривенника не получишь!.. Эх! Барин был!..
Кроме старух, за столом сидели Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич. Ни возрастом, ни полом эти молодые люди не гармонировали с задачами социального…
Известно, правда, что будущие соавторы, земляки-одесситы, оказались в Москве не позже 1923 года. Поэт и журналист Илья Арнольдович (Иехиел-Лейб бен Арье) Файнзильберг (1897–1937) взял псевдоним Ильф …
– А буквы вы умеете рисовать? Тоже не умеете? Совсем нехорошо! Ведь мы-то попали сюда как художники. Ну, дня два можно будет мотать, а потом выкинут. За эти два дня мы должны успеть сделать все, что …
– Вы под суд пойдете! Наш начальник не любит шутить!
В нудной очереди, стоящей у магазина, всегда есть один человек, словоохотливость которого тем больше, чем дальше он стоит от магазинных дверей. А дальше всех стоял Полесов.
После урока Савицкий, не добившись никакого толку от заплаканного Пыхтеева-Какуева, пошел искать Ипполита, но Ипполита нигде не было.
Громкоговоритель быстро закончил настройку инструментов, звонко постучал палочкой дирижера о пюпитр и высыпал в толпу, ожидающую трамвая, первые такты увертюры. С мучительным стоном подошел трамвай н…
– Мне почему-то кажется, – заметил Ипполит Матвеевич, – что ценности должны быть именно в этом стуле.
Оставалось написать пьесу. Но это беспокоило Хунтова меньше всего. Зритель дурак, думалось ему.
– Помиритесь! Прошу вас об этом от имени широких васюкинских масс! Помиритесь!
– Что же мы видим, товарищи? Мы видим, что блондин играет хорошо, а брюнет играет плохо. И никакие лекции не изменят этого соотношения сил, если каждый индивидуум в отдельности не будет постоянно тре…
Полесов сделал рукой таинственный жест и убежал. Выборы на время прервали и продолжали их уже за ужином.
– Мерси, – сказал он по привычке, – готово.
Несмотря на ощутительную разницу в вывесках и величине оборотного капитала, оба эти разнородные предприятия занимались одним и тем же делом – спекулировали мануфактурой всех видов: грубошерстной, тон…
Ипполит Матвеевич надулся и наклонил голову. Тут даже несмышленые Никеша с Владей и сам гениальный слесарь поняли тайную суть иносказаний Остапа.
Ветер бегал по верхней палубе. В небе легонько пошевеливались звезды. Под ногами глубоко внизу плескалась черная вода. Берегов не было видно. Ипполита Матвеевича трясло.
В маленьких квадратных комнатах, с такими низкими потолками, что каждый входящий туда человек казался гигантом, – Лиза бродила минут десять.
У делопроизводителя загса от злобы свалилось с носа пенсне и, мелькнув у колен золотой своей дужкой, грянулось об пол и распалось на мелкие дребезги.
На одном из этих базаров Ипполит Матвеевич, стоя под вывеской: «Настоящи кавказски духан. Нормальни кавказски удовольсти», – познакомился с женой нового окружного прокурора – Еленой Станиславовной Бо…
Двух мальчишек еще не было. Они прибежали почти одновременно, запыхавшиеся и утомленные.
К шести часам вечера сытый, выбритый и пахнущий одеколоном гроссмейстер вошел в кассу клуба «Картонажник». Сытый и выбритый Воробьянинов бойко торговал билетами.
– Замечательно! Меня учат жить! Это просто замечательно!
Ипполит Матвеевич Воробьянинов родился в 1875 году в Старгородском уезде в поместье своего отца Матвея Александровича, страстного любителя голубей. Покуда сын рос, болел детскими болезнями и вырабаты…
– Шесть рублей прямо. Семь. Девять рублей в конце справа.
– Мгу… Теперь, значит, стоит полтораста тысяч.
Старичок присел к столу, покрытому клеенкой в узорах, и заглянул в самые глаза Остапа.
– М-м-м… Так, может быть, вы, святой отец, партийный?
Виктор Михайлович захлопал крыльями и улетел к Дядьеву.
– Вот что, други, – сказал Ибрагим, – вы пока там нацарапаете, опишите мне главных действующих лиц. Я подготовлю кой-какие лейтмотивы. Это совершенно необходимо.
Щукин решил спуститься вниз к дворнику, чего бы это ему ни стоило.
– Вот она! – крикнул всадник, соскакивая с лошади. – Вон красненькая! Я хорошо заметил!
Концессионеры остановились в комнате, соседней с аукционным залом. Теперь они могли смотреть на торжище только через стеклянную дверь. Путь тут был уже прегражден. Остап дружественно молчал.
Столы были расставлены в виде полумесяца. Посредине стола, на сахарной скатерти, среди поросят, заливных и вспотевших графинчиков с водками и коньяками лежала шкура юбиляра. Г. Шарабарин, клюнувший у…
– Конечно, надо! Поспешите! Там, наверное, сидят уже из всех редакций!
– Ну, ладно, – сказал Остап со вздохом, – соглашаюсь. Но со мною еще мальчик-ассистент.
– Ничего не сделал. Подстригаюсь. Помоги, пожалуйста. Вот здесь, как будто, скособочилось…
– Конечно, риск есть. Могут баки набить. Впрочем, у меня есть одна мыслишка, которая вас-то обезопасит, во всяком случае. Но об этом после. Пока что идем вкусить от местных блюд.
«Я тебе покажу, сукин сын, – подумал Остап, – меньше, чем за 100 рублей, я тебя не выпущу».
– А вот это, маленькими буквами? Тут ясно сказано, что после мытья горячей и холодной водой или мыльной пеной и керосином волосы надо не вытирать, а сушить на солнце или у примуса… Почему вы не сушил…
В эту минуту Виктор Михайлович заметил нечто неприятное. Прервав речь, он схватил свой бидон и быстро спрятался за мусорный ящик. Во двор медленно вошел дворник дома № 5, остановился подле колодца и …
В деревянных, с наружными ставнями домиках уже пели самовары. Был час ужина. Граждане не стали понапрасну терять время и разошлись. Подул ветер…
– Во втором. Впрочем, можно и в первом. Я вам это устрою.
– А что же в нем такого необыкновенного? – спросил Ипполит Матвеевич, собираясь с мыслями.
– А! Пролетарий умственного труда! Работник метлы! – воскликнул Остап, завидя согнутого в колесо дворника.
Поезд уносил друзей в шумный центр. Друзья приникли к окну. Вагоны проносились над Гусищем.
– При наличии отсутствия, – раздраженно сказала птица.
– Ну что, нашли? – спросил Ипполит Матвеевич, задыхаясь.
Граф был красив, молод, богат, счастлив в любви, счастлив в картах и в наследовании имущества. Родственники его умирали быстро, и наследства их увеличивали и без того огромное богатство.
– Спасибо, – сказала она, – я знаю, чем вы рисковали, придя ко мне. Вы тот же великодушный рыцарь. Я не спрашиваю вас, зачем вы приехали из Парижа. Видите, я не любопытна.
Три тысячи человек должны за десять минут войти в цирк через одни-единственные, открытые только в одной своей половине двери. Остальные десять дверей, специально приспособленных для пропуска больших …
Менялись вкусы. Менялись требования. Эпоха и современники нуждались в героическом романе на темы гражданской войны. И Хунтов писал героические романы.
Вдруг произошло самое ужасное: Савицкий оторвался от фикуса и спиною налетел на колонну красного дерева с золотыми ложбинками, на которой стоял мраморной бюст Александра I, Благословенного. Бюст заша…
– Девушки из предместий! Лучший плод!.. Высокий класс!.. Ах!.. А по утру она вновь улыбалась перед окошком своим, как всегда.
И тем не менее розыски шли без особенного блеска. Мешали Уголовный кодекс и огромное количество буржуазных предрассудков, сохранившихся у обитателей столицы. Они, например, терпеть не могли ночных ви…
Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал.
В это время семибатюшная гадюка со средним образованием сидела за мусорным ящиком на бидоне и тосковала.
– Вы разве медик? – рассеянно спросил Воробьянинов.
– Смотрите, смотрите! – доверчиво кричала Лиза, хватая Воробьянинова за рукав. – Видите это бюро? Оно чудно подошло бы для нашей комнаты. Правда?
– Сейчас я посчитаю. Подождите, подождите…
Ипполит Матвеевич через несколько минут стал грязным до отвращения.
– Вы же понимаете, васюкинские индивидуумы, что я мог бы вас поодиночке утопить, но я дарую вам жизнь. Живите, граждане! Только, ради создателя, не играйте в шахматы! Вы же просто не умеете играть! Э…
В обсуждении, к которому деятельно примкнул и Виктор Михайлович, выяснилось, что пригласить можно того же Максима Петровича Чарушникова, бывшего гласного городской думы, а ныне чудесным образом сопри…
Тигры ласково размахивали хвостами, кобры радостно сокращались, и душа Ипполита Матвеевича наполнилась уверенностью.
– Ну стоит ли волноваться, – мычал Ник. Сестрин, – прекрасные каюты, товарищи. Я считаю, что все хорошо.
– Да говори тише! – громко закричала Лиза. – И потом ты ко мне плохо относишься. Да, я люблю мясо. Иногда. Что ж тут дурного?
– А я? – раздался вдруг тонкий волнующийся голос.
Внизу, как петарды, стали ухать и взрываться человеческие голоса. Потом, как громкоговоритель, залаяла комнатная собачка. По лестнице толкали вверх детскую колясочку.
Тогда из-за мусорного ящика выскочил истомившийся Виктор Михайлович. Аудитория зашумела.
– И в самом деле, – сказали васюкинцы, – почему бы не переименовать нашу секцию в клуб четырех коней?
И он бросился на стул, как на живую тварь. Вмиг стул был изрублен в капусту. Отец Федор не слышал ударов топора о дерево, о репс и о пружины. В могучем реве шторма глохли, как в войлоке, все посторон…
– Нам повезло, Киса, – сказал Остап, – ночью шел дождь, и нам не придется глотать пыль. Вдыхайте, предводитель, чистый воздух. Пойте. Вспоминайте кавказские стихи. Ведите себя как полагается!..
Парламентарные выражения дворник богато перемежал нецензурными словами, которым отдавал предпочтение. Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, очень негодовало на дворника, но от окон н…
– Только вы, пожалуйста, будущее, – жалобно попросила она.
Остап долго разворачивал экземпляр «Станка». Оглядываясь на дверь, он увидел на ней американский замок. Если вырезать кусочек стекла в двери, то легко можно было бы просунуть руку и открыть замок изн…
– Ну такой… Общее руководство, деловые советы, наглядное обучение по комплексному методу… А?
– Я не могу жить в одной комнате с пейзажами, – сказал Остап.
В это время мадам Грицацуева, отделенная от Остапа тремя этажами, тысячью дверей и дюжиной коридоров, вытерла подолом нижней юбки разгоряченное лицо и начала поиски. Сперва она хотела поскорее найти …
– Это мой стул! – заклекотал Воробьянинов, перекрывая стон, плач и треск, несшиеся отовсюду.
Вынув из ящика стола синюю войлочную подушечку, Ипполит Матвеевич положил ее на стул, придал усам правильное направление (параллельно линии стола) и сел на подушечку, несколько возвышаясь над всеми т…
– Я инженер Брунс, – сказал заклинатель гусика неожиданным басом, – чем могу?
Время шло. Жизнь раскрылась перед схимником во всей своей полноте и сладости. В ночь, наступившую за тем днем, когда схимник окончательно понял, что все в его познании светло, он неожиданно проснулся…
Если рассмотреть фотографии Эллочки Щукиной, висящие над постелью ее мужа – инженера Эрнеста Павловича Щукина (одна – анфас, другая в профиль), – то нетрудно заметить лоб приятной высоты и выпуклости…
– Здравствуйте! – сказал на восьмое утро Остап, которому с похмелья пришло в голову почитать «Зарю Востока». – Слушайте вы, пьянчуга, что пишут в газетах умные люди! Слушайте!
Восьмой стул поехал в Дом Народов. Мальчишка, преследовавший этот стул, оказался пронырой.
Комната студента Иванопуло была точно такого же размера, как и Колина, но зато угловая. Одна стена ее была каменная, чем студент очень гордился. Ипполит Матвеевич с огорчением заметил, что у студента…
Произнесши эту тираду, Ипполит Матвеевич пожал новобрачным руки, сел и, весьма довольный собою, продолжал чтение бумаг из скоросшивателя № 2.
– Мануфактура само собой, а мука и сахар своим порядком. Так что советую и вам. Советую настоятельно.
Дом Народов был богат учреждениями и служащими. Учреждений было больше, чем в уездном городе домов. На втором этаже версту коридора занимала редакция и контора большой ежедневной газеты «Станок».
– Хороший фотограф поймал бы! – закричал Персицкий.
«Счастье, – рассуждал он, – всегда приходит в последнюю минуту. Если вам у Смоленского рынка нужно сесть в трамвай номер 4, а там, кроме четвертого, проходят еще пятый, семнадцатый, пятнадцатый, трид…
– М-можно, – сказал неожиданно прозревший дворник.
Ипполит Матвеевич леопардовым скоком приблизился к возмутительному незнакомцу и молча дернул стул к себе. Незнакомец дернул стул обратно. Тогда Ипполит Матвеевич, держась левой рукой за ножку, стал с…
Внезапно Остап заревел и схватил Воробьянинова за бицепс.
Он поднялся во весь рост и принялся чистить коленки. Ипполит Матвеевич кинулся к стулу.
Ипполит Матвеевич был совершенно подавлен.
«Пусть видят!» – решила озлобленная Лиза.
Ипполит Матвеевич удовлетворился этим странным объяснением. Он волновался. В то время как пассажиры с видом знатоков рассматривали горизонт и, перебирая сохранившиеся в памяти воспоминания о битве пр…
Театр Колумба помещался в особняке. Поэтому зрительный зал его был невелик, фойе непропорционально огромны, курительная ютилась под лестницей. На потолке была изображена мифологическая охота. Театр б…
Молодцы из «Быстроупака», закупив всю муку в лабазе, перешли на бакалею и образовали чайно-сахарную очередь.
И так как руки у обоих были заняты стулом, они стали пинать друг друга ногами. Сапоги незнакомца были с подковами, и Ипполиту Матвеевичу сначала пришлось довольно плохо. Но он быстро приспособился и,…
– Ну, в этом мы и не сомневаемся, – сказал Чарушников, надуваясь.
– Подайте бывшему члену Государственной думы! – бормотал предводитель.
Между тем редакция спешно пекла материал к сдаче в набор.
– А не думаете ли вы, Елена Станиславовна, – продолжал неугомонный слесарь, – что они выполняют сейчас особое задание?
Остап задумчиво обошел кругом Ипполита Матвеевича.
Все кончилось совершенно неожиданно: Ипполит Матвеевич увез прокуроршу в Париж, а прокурора перевели в Сызрань. В Сызрани прокурор прожил долго, заслал человек восемьсот на каторгу и в конце концов у…
Такому направлению разговора отец Федор обрадовался.
Старик с сомнением посмотрел на зеленые доспехи молодого Воробьянинова, но возражать не стал.
Когда проезжали Лубянскую площадь, Ипполит Матвеевич забеспокоился.
Это важное мероприятие сулило расцвет шахматной мысли в Васюках.
Он осмотрелся. Бежать надо было бы по насыпи до Рождественской улицы, забитой обозами. Да и сквозь толпу крючников продраться было бы нелегко. Кроме того, Кочкарев с Подколесиным маячили поблизости. …
– Гранд мерси. Дело пустяковое. Ваша супруга просила меня к вам зайти и взять у вас этот стул. Она говорила, что он ей нужен для пары. А вам она собирается прислать кресло.
И вся могучая кучка в один голос потребовала отдельную каюту для репетиций, а кстати, хотя бы немного денег вперед.
Трамвайная станция, постройка которой замерла на фундаменте, была задумана Треуховым уже давно, еще в 1912 году, но городская управа проект отвергла. Через два года Треухов возобновил штурм городской…
– Ах, чтоб их! И денег сколько угодно, и погулять негде! Ну, тогда валяй на улицу Плеханова. Знаешь?
– На вас, матушка, на вас, голубушка, на вас уповаю!
Гаврила – советский комсомолец (переодетое меццо-сопрано).
Варфоломеич обходил объявителей и, убедившись, что сука одна и та же, еще до истечения трехдневного срока доносил владельцу о местопребывании пропавшей собаки. Это приносило нерегулярный и неверный д…
– Вот хорошо, – сказала Лиза, – будет не так скучно.
И Персицкий вернулся, приведя с собой десяток сотрудников «Станка».
Вечером в обществе «Свободной эстетики» торжество чествования поэта было омрачено выступлением неофутуриста Маяковского, допытывавшегося у прославленного барда, «не удивляет ли его то, что все привет…
– Ого-го! – смеялись иностранцы. – Колоссалль!
На Большой Пушкинской Ипполита Матвеевича удивили никогда не виданные им в Старгороде рельсы и трамвайные столбы с проводами. Ипполит Матвеевич не читал газет и не знал, что к первому маю в Старгород…
Эллочка Щукина легко и свободно обходилась тридцатью.
– Нет, значит, и не было! – грубовато сказал Остап.
– Голуба, – пропел Остап, – ей-богу, клянусь честью покойного батюшки. Рад душой, но нету, забыл взять с текущего счета…
– Товарищ Бендер! – закричала вдова в восторге. – Куда же вы?!
Матрац все помнит и все делает по-своему.
Обычный читатель газету читает. Журналист сначала рассматривает ее, как картину. Его интересует композиция.
– Конца этому нет… Да! Знаете, кого я сегодня видел? Воробьянинова!
Полесов не понял своего нового друга – молодого гвардейца.
– Так вы, Персицкий, смотрите, – предостерегал секретарь, – обслужите Ньютона по-человечески.
Молодожены и советские середняки – главные покупатели пружинных матрацев. Они везут их стоймя и обнимают обеими руками. Да как им не обнимать голубую, в лоснящихся мордастых цветочках, основу своего …
Ипполит Матвеевич отчаянно подмаргивал Остапу глазом, но тот сделал вид, что не заметил, и вышел на улицу.
Аукционист пел голосом, не допускающим возражения.
Отец Федор не стал медлить. Повинуясь благодетельному инстинкту, он схватил концессионную колбасу и хлеб и побежал прочь.
– Если бы я играл в Васюках, – сказал Остап, – сидя на таком стуле, я бы не проиграл ни одной партии. Энтузиазм не позволил бы. Однако пойдем, старичок, у меня двадцать пять рублей подкожных. Мы долж…
– Где же мы здесь будем жить? – с беспокойством спросил Ипполит Матвеевич, когда концессионеры, поднявшись по лестнице во второй этаж, свернули в совершенно темный коридор.
– Все здесь, – сказал он, – весь Старгород! Вся мебель! У кого когда взято, кому когда выдано. А вот это – алфавитная книга – зеркало жизни! Вам про чью мебель? Купца первой гильдии Ангелова? Пожа-ал…
Вдова, не знавшая преград в стремлении отыскать нового мужа, согласилась платить установленную цену.
Отец Федор уже ничего не слышал. Он очутился на ровной площадке, забраться на которую не удавалось до сих пор ни одному человеку. Отцом Федором овладел тоскливый ужас. Он понял, что слезть вниз ему н…
– Но ведь это же безумие! Как вы похожи на свою дочь! – закричал Ипполит Матвеевич полным голосом и, уже не стесняясь тем, что находится у постели умирающей, с грохотом отодвинул столик и засеменил п…
Симбиевич-Синдиевич, уцепившись за поручни, созерцал небесную бездну. По сравнению с ней вещественное оформление «Женитьбы» казалось ему возмутительным свинством. Он с гадливостью посмотрел на свои р…
А Клотильда слишком много читала Шиллера.
– Ну, конечно, знаю, оставьте меня в покое…
Нина – комсомолка, дочь попа (лирич. сопрано).
Тогда в деловой разговор с беспризорными вступил Остап.
– В брандмейстеры? – заволновался вдруг Виктор Михайлович.
– С добрым утром, Киса, – сказал он, давясь зевотой, – я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом по чем-то там затрепетало…
– Сколько насобирали? – спросил Остап, когда согбенная фигура предводителя появилась у источника.
– Он сейчас в «Госшвеймашине». Не забудьте – Ньютон, Исаак, отчества не помню. Снимите к юбилею. И пожалуйста – не за работой. Все у вас сидят за столом и читают бумажки. На ходу снимайте. Или в круг…
Остап ласково смотрел на редактора и на стул.
Владелец «Быстроупака» был чрезвычайно доволен.
– Но ведь я же вчера его разбила! – пролепетала Клотильда. – Почему ты не повесился? Ведь ты же говорил, что искусство вечно. Я уничтожила твое вечное искусство. Почему же ты жив, человек?
Оркестр сыграл попурри из «Чио-чио-сан». Все это время Степан стоял на руках. Лицо его залилось краской.
В «Цветнике» было много музыки, много веселых людей и очень мало цветов. В белой раковине симфонический оркестр исполнял «Пляску комаров». В Лермонтовской галерее продавали нарзан. Нарзаном торговали…
В пахнущем москательной лавкой Париже молодые люди веселились: шатались по кабачкам, ели пьяные вишни, бывали на спектаклях «Французской комедии», пили чай из самовара, специально выписанного Ипполит…
Эллочка произвела мобилизацию. Papa-Щукин взял ссуду в кассе взаимопомощи. Больше тридцати рублей ему не дали. Новое мощное усилие в корне подрезало хозяйство. Приходилось бороться во всех областях ж…
Стучали пионерские барабаны. Допризывники выгибали груди и старались идти в ногу. Было тесно, шумно и жарко. Ежеминутно образовывались заторы и ежеминутно же рассасывались. Чтобы скоротать время в за…
– На всю жизнь! – прошептал Ипполит Матвеевич. – Это большая жертва.
Лиза сильно стесняла концессионеров. В то время как они одним взглядом определяли, что в комнате нужной мебели нет, и невольно влеклись в следующую, – Лиза подолгу застревала в каждом отделе. Она про…
И он бросился вперед так быстро, что настиг чесучового мужчину в десяти шагах от выхода. Остап моментально вернулся со ста рублями.
Остап сразу же выяснил, что Провал для человека, лишенного предрассудков, может явиться доходной статьей.
Кланяйся всем от меня. Скажи, что скоро приеду.
– На, читай. Тираж десять тысяч. Вся Россия тебя знать будет.
Подхожу. Ни единого ветерка. Стропила не шелохнутся.
– Я думаю, – сказал Ипполит Матвеевич, – что торг здесь неуместен!
И компаньоны убежали, оставив удивленную Лизу в комнате, обильно обставленной гамбсовской мебелью.
Когда Ляпис вошел в свою ободранную комнату, Хунтов сидел на подоконнике и перелистывал театральный справочник.
С лестницы доносились крик и брезгливое ржание. Золотоискатели, милиционеры и представители домовой администрации напрягали последние силы. Осилив упорное животное, соавторы собрали развеянные листоч…
– Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.
– Почет дорогому гостю, – улыбнулся Ипполит Матвеевич. – Что скажешь?
– Ну, хорошо. Пусть сегодня. Заходите к нам.
Архивариус подошел к шкафу и, поднявшись на цыпочки, достал нужную пачку солидных размеров.
Пройдя квартал, он вспомнил, что в кармане у него лежат 500 честно заработанных рублей.
Посвящение, после деликатной борьбы, выкинули.
– Вы, – сказал Залкинд, стараясь подыскать наиболее обидное выражение, – вы, консерваторы от музыки!..
Тут, на горе музработников, в дело вмешался Виктор Михайлович.
– Ну, а тебе-то что? – возмущалась жена. – Жалованья тебе ни убавят, ни прибавят. Посмотри, на кого ты перевелся!..
Дядьев согласился. Оживилась и Елена Станиславовна.
Трехкомнатная квартира помещалась под самой крышей девятиэтажного дома. В квартире, кроме письменного стола и воробьяниновского стула, было только трюмо. Солнце отражалось в зеркале и резало глаза. И…
– Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
– Подумай только, пожирать трупы убитых животных! Людоедство под маской культуры! Все болезни происходят от мяса.
– А вы помните, Ипполит Матвеевич? – говорила Елена Станиславовна.
– Фатыма! – кричал Шаринов. – Держи, Фатыма!
– Кажется, в Сталинграде они играть не будут, – сказал Ипполит Матвеевич.
Пятый пенал развел примус и занялся обыденными поцелуями.
– Шестьдесят тысяч! – кричал Воробьянинов.
Спина старика пришла в движение и утвердительно выгнулась.
– Когда уже это все кончится, – сказала Елена Станиславовна, – живем, как дикари.
Оказалось, что пришедший в свою комнату редактор нашел огромную ручку с пером № 86 лежащей на полу. Перо воткнулось в ножку дивана. А новый, купленный на аукционе, редакторский стул имел такой вид, б…
– Святое дело, – сказал Остап, – капитальные затраты не требуются, доходы не велики, но в нашем положении ценны.
Ипполит Матвеевич, ничего подобного не ждавший, молчал, выкатив глаза так, что они почти соприкасались со стеклами пенсне.
Ипполит Матвеевич за все время экзекуции не издал ни звука.
Стали разбираться в том, кто какой партии сочувствует.
– При наличии отсутствия пропитанных шпал, – кричал Виктор Михайлович на весь двор, – это будет не трамвай, а одно горе!
– Да дайте же человеку поспать! – буркнул пенал № 2.
– Я здесь никогда не была. Здесь очень мило.
Оставшись наедине с попугаем, вдовица в смятении собралась было уходить, как вдруг попугай ударил клювом о клетку и первый раз в жизни заговорил человечьим голосом.
«Сволочь Степа, – подумал Персицкий, – ну ничего, я на него напущу изобретателя вечного движения, он у меня попрыгает».
Концессионеры переглянулись. Ипполит Матвеевич приосанился, хотя ему было неприятно, что Лиза может их задержать в важном деле поисков бриллиантовой мебели.
В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок.
Только к девяти часам пришла Лиза! Они вышли на улицу под карамельно-зеленое вечернее небо.
Гаснут дальней Альпухары золотистые края.
Закончив киносъемку, Полкан важно удалился в свою каюту и заперся.
– Да что вы, господа, – сказал Дядьев, – предводитель – дело десятое! О губернаторе нам надо думать, а не о предводителе. Давайте начнем с губернатора. Я думаю…
– Это, – сказал Остап, – гигант мысли, отец русской демократии, особа, приближенная к императору.
Вспыхнула спичка, и, странное дело, стул сам собой скакнул в сторону и вдруг, на глазах изумленных концессионеров, провалился сквозь пол.
– Ляпис! Ты не чувствуешь сюжета! Это не сюжет для поэмы. Это сюжет для пьесы.
– Тогда и разговаривать будем, – заключил упрямый монтер, – а пока, дуся, счастливо оставаться у источника. А я пошел. У меня с прессом работы много. Симбиевич за глотку берет. Сил не хватает. А одни…
После выхода журналов в свет остроты произносились с цирковой арены, перепечатывались вечерними газетами без указания источника и преподносились публике с эстрады «авторами-куплетистами».
– По долгу службы, – неожиданно твердо вымолвил околоточный, – не дозволяют правила!
Отец Востриков полиловел и разжал наконец пальцы. Стул, никем не поддерживаемый, свалился на битый кирпич.
При этом он заметил, что окно комнаты выходит во внутренний двор.
Стала собираться толпа. Человека три уже стояло поблизости, с живейшим интересом следя за развитием конфликта.
– Безусловно, – ответил гениальный слесарь.
– Дать вам ладью? Может быть, вам дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
– Эпполе-эт, – прогремела она, – сегодня я видела дурной сон.
Авдотьев нисколько не был обескуражен. Он верил в торжество автомобильной идеи. В секретариате он повел борьбу тихой сапой. Это и помешало секретарю докончить чтение передовой статьи.
– Хороший грош! Я такой стул купил на аукционе…
– Не вмещаются, – ответил секретарь, – подвал большой. Триста строк.
– Ну? – сказал Ипполит Матвеевич более строго.
– В Тифлисе, – сказал Остап, – нам нечего лениться. Нужны деньги на поездку во Владикавказ. Оттуда мы поедем в Тифлис на автомобиле по Военно-Грузинской дороге. Очаровательные виды. Захватывающий пей…
– Здорово, товарищ, – густо сказал милиционер, доставая из разносной книги большой документ, – товарищ начальник до вас прислал, доложить на ваше распоряжение, чтоб зарегистрировать.
Она засмеялась и улетела, пуская в ночное небо шутихи.
– Голубушка!.. – умилился отец Федор. – Матушка!..
– Не уйдете, сволочи! – кричали из барки.
– Видели? – радостно спросил Остап. – Красота! Вот работают люди!
– Расспрашивал о Государственной думе! Смеялся!
– А я все-таки думаю, что вы меня знаете.
Указавш. прош. сообщить за приличн. вознагражд. Ул. Плеханова, 15, Грицацуевой.
– В случае реализации клада я, как непосредственный участник концессии и технический руководитель дела, получаю шестьдесят процентов, а соцстрах можете за меня не платить. Это мне все равно.
– От Хины Члек? – закричали присутствующие в один голос.
– Неужели же, господа, Виктор Михайлович не сможет быть достойным попечителем учебного округа или полицмейстером?
Остап описал вокруг потерпевших крушение круг.
– Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку.
– Лучше в кино, – сказала Лиза, – в кино дешевле.
– Сукины сыны, – говорил он зрителям, – возомнили о себе. Хамы!
– И др! – повторил Остап, очарованный вечером.
– Об этом не думайте. Когда будут бить – будете плакать, а пока что не задерживайтесь! Учитесь торговать!
В ответ грохотал Терек и из замка Тамары неслись страстные крики. Там жили совы.
– Пожор! – рявкнул директор, обрызгивая слюною «зубрил», сидящих на передних партах.
Ипполит Матвеевич с негодующим «Пфуй!» покинул пустырь и, чистя на ходу рукава пальто, направился домой.
Ипполит Матвеевич возвратился домой и с омерзением стал поливать голову и усы «Титаником». По квартире распространилось зловоние.
Ипполит Матвеевич страдальчески смотрел на румяного старика.
– И тем лучше. Почитай ее еще сегодня вечером, а завтра все выкладывай. Про меня скажи, что я деморализатор общества, скажи, что взрослому мужчине после моей книжки прямо удержу нет. Захватывающая, с…
Сияла звезда. Ночь была волшебна. На Второй Советской продолжался спор губернатора с городским головой.
С этими словами Ипполит Матвеевич лягнул святого отца ногой в бедро.
– Вечное-то оно – вечное, – ответил Вася, – но заказ-то нужно сдать. Ты как думаешь?
– А ваши локоны где? У вас ведь были локоны?
Жизни не было. А между тем он явственно услышал шум пробежавшего по улице грузовика. Значит, где-то жили!
Не придя ни к какому соглашению, обе стороны остались на месте и упрямо заиграли – каждая свое. Вниз по реке понеслись звуки, какие мог бы издать только трамвай, медленно проползающий по стеклу. Духо…
– Наверно, уехал, – закончил беспризорный свой доклад.
– Ага! Небольшая черная бородка? Правильно! Пальто с барашковым воротником? Понимаю. Это стул из богадельни. Куплен сегодня утром за три рубля.
– Ну что ж, бог с вами, пусть пять рублей будет. Только деньги попрошу вперед. У меня такое правило.
– Этого не может быть! – повторил он, отойдя от клуба на квартал. – Этого не может быть!
– Хо-хо, – воскликнула она, сведя к этому людоедскому крику поразительно сложные чувства, захватившие ее существо. Упрощенно чувства эти можно было бы выразить в такой фразе: «Увидев меня такой, мужч…
– Еще когда «Милости просим» были, тогда верно. Против ихнего глазету ни одна фирма, даже в самой Твери, выстоять не могла, туды ее в качель. А теперь, прямо скажу, – лучше моего товару нет. И не ищи…
– Это ужасно! – кричал он. – Невозможно подписаться. Под чем я подпишусь? Под двумя строчками?
– Мебель в стиле шик-модерн. Но это, кажется, не то, что нам нужно.
Легко ориентируясь в серых предрассветных залах клуба, Ипполит Матвеевич проник в шахматный кабинет и, зацепив головой висевший на стенке портрет Эммануила Ласкера, подошел к стулу. Он не спешил. Спе…
– Это что такое? Бунт на корабле? Отдайте стул! Слышите?
К Остапу быстро вернулись вся его решительность и хладнокровие.
– Но ведь это же лавочничество! – закричал он. – Начинать полуторастатысячное дело и ссориться из-за восьми рублей! Учитесь жить широко!..
– Нету другого выхода, нету. Только спрятаться у дворника.
Одноглазый нахлобучил радионаушники и прислушался.
Где-то наверху со звоном высадили стекло. Потрясая город, проехал грузовик Мельстроя. Засвистел милиционер. Жизнь кипела и переливалась через край. Времени терять было нечего.
«Какие дети? – подумал он. – Почему дети?»
В первом же переулке Ипполит Матвеевич навалился на Лизу плечом и стал хватать ее руками. Лиза молча отдиралась.
– Кто ты, умоляющий о спасении? – сурово крикнул в эфир одноглазый.
– А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дать вам ключ от квартиры, где деньги лежат, и сказать вам, где нет милиционера?
Отец Федор, весь покрытый клочками шерсти, отдувался и молчал.
От резкого торможения хрустнули поездные суставы. Все завизжало, и Ипполиту Матвеевичу показалось, что он попал в царство зубной боли. Поезд причалил к асфальтовому перрону.
Ей и на самом деле показалось, что судьба разлучила их в ту пору, когда они любили друг друга.
– Почему в стихотворении «Скачки на приз Буденного» жокей у вас затягивает на лошади супонь и после этого садится на облучок? Вы видели когда-нибудь супонь?
– Киса, – ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
– Дайте сюда столик! К чертовой матери столик.
– Извозчик! – крикнул он. – Вези в «Феникс»!
– Скажите, вы в самом деле видели Родзянко? Пуришкевич в самом деле был лысый? Ах! Ах! Какая тема! Высокий класс!
В опустевшей комнате пахло цирковой конюшней. Внезапный ветер сорвал со стола оперные листочки и вместе с соломой закружил по комнате. Ариозо товарища Митина взлетело под самый потолок. Хор капеллано…
Потом требовались бытовые повести. Созвучный эпохе Хунтов принимался за повести.
Ипполит Матвеевич проснулся от удара волны об иллюминатор.
– А Паша Эмильевич сегодня утром стул из красного уголка продал. С черного хода вынес перекупщику.
Альфонсина – его дочь (колоратурное сопрано).
– Как я не люблю, – заметил Остап, – этих мещан, провинциальных простофиль! Куда вы полезли? Разве вы не видите, что это касса?
– Песни народностей? Очень интересно. Я инспектор пожарной охраны.
Самое печальное было то, что Ляпису денег нигде не дали. Одни обещали дать во вторник, другие в четверг или пятницу, третьи через две недели. Пришлось идти занимать деньги в стан врагов – туда, где Л…
Ипполит Матвеевич весело ощеривался, заливаясь смехом.
Ипполит Матвеевич с неудовольствием сел, вглядываясь в похудевшее, усатое лицо тещи. Он попытался улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее. Но улыбка получилась дикая, а ободряющих слов совсем не н…
Поравнявшийся со «Скрябиным» «Урицкий» находился в центре песенного циклона. Пассажиры скопом бросали персидскую княжну за борт.
– Пожалуй, можно будет, – милостиво сказал Чарушников, – как вы смотрите на это, господа? Ладно… В общем, я думаю, удастся.
Посреди содома находились концессионеры. Остап, стоя в пролетке, как брандмейстер, мчащийся на пожар, отпускал сардонические замечания и нетерпеливо ерзая ногами.
Рост Эллочки льстил мужчинам. Она была маленькая, и даже самые плюгавые мужчины рядом с нею выглядели большими и могучими мужами.
На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то склонял их к лютеранству.
Даже теперь, пиная ногой стол, Варфоломеич не переставал по привычке прислушиваться к кряхтению бабушки, хотя никаких коммерческих выгод из этого кряхтения он уже извлечь не мог.
– Завтра всюду появится, а мы опять опоздаем.
– Я? А Палкин? А Малкин? А Чалкин и Залкинд разве вам не скажут то же самое? Наконец, где мы будем репетировать?
– Ворюги у вас в доме № 7 живут! – вопил дворник. – Сволота всякая! Гадюка семибатюшная! Среднее образование имеет!.. Я не посмотрю на среднее образование!.. Гангрена проклятая!!!
– Кстати, – сказал он, – прошу погасить задолженность.
Золотоискатели пришли на помощь представителям закона, и живописная группа с шумом вывалилась в переднюю.
Зал оживился. Продавалась вещь, нужная в хозяйстве. Одна за другой выскакивали руки. Остап был спокоен.
– Пижоны! – огрызался гроссмейстер, увеличивая скорость.
Начальник для более тонкого определения сущности «Гигроскопического вестника» пошевелил пальцами.
Окна редакции выходили на внутренний двор, где по кругу спортивной площадки носился стриженый физкультурник в голубых трусиках и мягких туфлях, тренируясь в беге. Еще не загоревшие белые ноги его мел…
Через полчаса его развезло окончательно, и он произнес филиппику, направленную против буржуазной прессы.
– Так что, уже приготовить белье? Несчастная моя жизнь. Вечно носить передачу. И почему ты не пойдешь в советские служащие? Ведь шурин состоит членом профсоюза, и ничего! А этому обязательно нужно бы…
– Если я их у вас украл, то требуйте судом и не устраивайте в моем доме пандемониума! Слышишь, Мусик! До чего доходит нахальство! Пообедать не дадут по-человечески!
– Я доволен спектаклем, – сказал Остап, – стулья в целости. Но нам медлить нечего. Если Агафья Тихоновна будет ежедневно на него гукаться, то он недолго проживет.
– Вам помешаешь! На ваших ночных посудинах чем меньше репетируешь, тем красивше выходит.
Мадам Грицацуева возвела на репортера томные глаза и молча сунула ему бумажку.