– Ах, чтоб их! И денег сколько угодно, и погулять негде! Ну, тогда валяй на улицу Плеханова. Знаешь?
– Так он и пять суток гореть будет, – гневно сказал Ипполит Матвеевич. – Тоже… Париж.
Для большей безопасности вскрытия друзья забрались почти на самую вершину Машука.
– Кислярский – провокатор! – закричал брандмейстер. – Только что пошел доносить. Его еще видно.
Действительно, в некотором отдалении от концессионеров стоял молочно-голубой от страха Кислярский в чесучовом костюме и канотье.
Под ногами гуляющих трещал гравий. Оркестр с небольшими перерывами исполнял Штрауса, Брамса и Грига. Светлая толпа, лепеча, катилась мимо старого предводителя и возвращалась вспять. Тень Лермонтова незримо витала над гражданами, вкушавшими на веранде буфета мацони. Пахло одеколоном и нарзанными газами.