- Отсюда... если все так, то смута зреет...
...Гостомысл Вышнята за прошедшие годы прибавил весу изрядно и обзавелся окладистою густою бородой, которую расчесывал надвое, каждую половинку скрепляя кольцом. Смуглокожий, с лысиной обширной, украшенной пятеркой старых шрамов, он гляделся диковато и даже, по мнению многих придворных дам, откровенно жутко. Он, некогда славившийся своей неприхотливостью, ныне вырядился в шелка и бархат. Особенно смущала придворных крупная бледно-розовая жемчужина, вдетая в хрящеватое ухо.
Всхлип драл душу. И вообще возникло непреодолимое почти ощущение повеситься. Или... нет, вешаться долго. Это веревку искать надобно, крюк какой или вот люстру. А револьвер при Димитрии. И всего-то надобно, что приставить к виску.
- И кого мне теперь на его место ставить?
Сам. Кто ж тут спорит... всецело сам. Недооценил, поверил в собственное бессмертие. Нет уж, вот выкарастается, точно жену найдет. Исключительно продолжения рода ради. А то ж, если вдруг преставится Стрежницкий ненароком - а при его работе сие куда как возможно - маменька в превеликое расстройство придет.
- Знаешь... - задумчиво произнес Лешек. - Я даже не уверен, нужно ли мне это видеть?