Едэйне Заячья лапа говорила, будто кровь - это узы мира...
Стрежницкий маялся болью и начальством, которое, не соизволивши сменить обличье - в этаком невзрачном Стрежницкий его и не узнал сперва - было занудно и по-своему душевно. Правда, душевность сия мешалась с зельями и лекарскими заклятьями, а потому порой Стрежницкий отключался, чтобы после вернуться и осознать, что и начальство тут, и беседа, призванная повысить уровень сознательности подчиненного, не окончена.
- Видел того жеребца, о котором вы говорили, - средний мало ел и держал мизинец оттопыренным, - на редкость отвратительный выбор. Не понимаю, чем вы руководствовались... в нем ни изящества должного...
Солнышко, поднявшееся до середины Часовой башни. Соперник, с видом независимым топтавший маргаритки. Стрежницкий оценил и шерстяной костюм англицкого кроя, и часы на цепочке...
Коробку она протерла шелковым платочком, который спрятала в рукаве.
- Мы договор подписали, - Таровицкая сорвала розу и понюхала ее осторожно так, будто и от цветка ожидая подвоха. - А с ним, полагаю, и согласие дали... на многое. Там некоторые формулировки были на редкость расплывчаты. Я папеньке говорила...