– Ничего, Эдик, – хлопнул я бледного Лахина по плечу, – либерализм тоже лечится. Просто надо думать не о правах человека и прочей фигне, а о своих товарищах, о тех, кого эта мразота убила. Помни одну, далеко не европейскую, ценность: «Жертва имеет право на справедливость»!
Я пошел в первый класс, и теперь только по выходным удавалось сходить на охоту. А потом кто-то нашел махи, и Совет стал регулярно посылать учеников на помощь совхозу – совсем как в Большом СССР. Взрослые высаживали молодые махи и броты, а мы их удобряли, ухаживали, выпалывали пил-траву, собирали урожай.
– Моя был обманутый, – просто сказал цверг. – Сказали – будешь проводник, а сами дали… как тэто… пробойник.
– Вы задержаны, господин посвященный! – заявил офицер, маячивший на пороге. – Сдать оружие!
– Во как! – удивился я. – В первый раз вижу живого астрофизика… А чего ж тебя – с нами?
– Торгуете, – согласился Тука. – А с теми, кто жить-быть в Великом Проходе на западе, ссоримся. Бывают стычки. Моя побеждать одного цверга оттуда, где заходит солнце. Наш род сильный, мы дружим с хомо. Другие роды прячутся, но для них хомо тоже не враги. Ведь это хомо две зимы назад истребили гнездовье упырей в Великом Проходе, где святилище.