– Ужасно… – вздохнула Марина и продолжила баловаться.
– А ты кто такой? – парировал юный друг конвоиров, стуча «калашами».
Брот, пока пекся, верхнюю скорлупу выдавил и разбух, образуя каравай в форме толстого гриба. Я отломал кусок горячего, дымящегося хлеба, а Кузьмич, ловко орудуя ножом, вырезал мне изрядный ломоть мяса.
Ну, разумеется… Ничего, вот вернемся со смены, и завалюсь я спать! Наверное, здесь хорошо спится даже днем – за окнами вечная чернота. Лишь изредка скользнет свет фары или фонарика, и снова темень.
Посвечивая фонарем, я вошел в бункер. Планировка простейшая – одна или две комнаты с одной стороны, пандус наверх – с другой. Почему пандус – понятно, даже за тысячу лет ступени стешутся до основания, а за десять тысяч?
Выстрелы еще были слышны, но пальба резко стихала – «мочить» почти некого было. Засунув «Грач» за пояс, я оставил в руке – на всякий случай – «Гюрзу», а левой поддержал Резаного.